Современная новелла Китая
Шрифт:
Они клеили коробки до самого ужина, потом смотрели телевизор и продолжали клеить. В десятом часу Хань укладывался спать, а жена порой работала до одиннадцати.
В лучшие дни выработка составляла двести и более коробок. За вычетом стоимости материалов и управленческих расходов в месяц удавалось заработать максимум восемьдесят юаней.
А у этого специалиста, который обычно ездит на велосипеде и лишь изредка пользуется автобусом, никаких иных источников дохода нет. Ни у него, ни у его жены, тоже служащей, нет ни сил, ни объективных условий для дополнительных заработков. Принято считать, что кадровые работники получают льготы при распределении жилья, но это не всегда
А у Ханя в доме помимо телевизора с большим экраном уже стоит большая стиральная машина марки «Могущество», изготовленная в Гуандуне. Цинь Шухой накрывает ее куском ворсистой ткани яркой расцветки, что подчеркивает особое положение машины в семье.
Нет, Хань не прав, из-за мелких неприятностей считая себя самым неудачливым человеком в Поднебесной и вымещая досаду на пассажирах.
Но и пассажирам неплохо было бы побольше знать о его домашних проблемах.
Сколько пришлось склеить коробок, чтобы купить стиральную машину. Но после первых же двух стирок она испортилась. Вне себя от ярости, Хань с женой тут же отвезли машину на грузовом велорикше в универмаг, требуя ее заменить.
В универмаге им предложили оставить машину на техосмотр, чтобы установить, есть ли дефекты в моторе или машиной неправильно пользовались. Хань кипел от злости, спорил, но все без толку — точно так же, как без толку спорили с ним пассажиры. Власть, пусть самая маленькая, здесь была не на его стороне.
Машину пришлось оставить. Все следующее утро у Ханя было неспокойно на душе. Он то и дело резко тормозил, пассажиры падали друг на друга. Они не догадывались, что даже на опытного шофера действует сиюминутное настроение, в данном случае испорченное из-за оставленной в универмаге стиральной машины.
Не будем подробно рассказывать о том, как супруга четыре раза ездили в универмаг, три раза меняли машины. Только на четвертый им досталась та, что теперь накрыта куском яркой ворсистой материи. Эта действительно хороша и надежна, работает как надо. Но мелкие невзгоды в семейной жизни продолжались, как легкое волнение после шторма. Однажды Хань, придя домой, увидел, что жена сидит на кровати и утирает слезы.
Что случилось?
Оказывается, кто-то подложил супругам свинью — сообщил уличному комитету, что у них есть постоянная работа, а потому они не имеют права прирабатывать изготовлением коробок. И им действительно отказали в этом дополнительном доходе.
Хань не думал, что есть люди, завидующие ему не меньше, чем он завидует таксистам.
Как так? — возмутился Хань. Разве им легко доставались эти восемьдесят юаней? Иной раз, торопясь выполнить в срок заказ, они с женой клеили до глубокой ночи, и наутро он с трудом мог вести машину. А случись происшествие, у него отобрали бы права, посадили под арест — на что жили бы тогда жена с ребенком? За что же их лишили этих денег, где справедливость?
Хань Дуншэн мог бы подумать о том, каково приходится таксистам. Да, они хорошо зарабатывают, но ведь их рабочий день длиннее, чем у водителей автобуса: двенадцать, пятнадцать, а то и восемнадцать часов. И разве справедливо было бы отбирать у них часть заработанного в пользу водителей автобусов?
Каждый глядит на того, кто больше зарабатывает, и чем дольше глядит, тем больше разгораются у него глаза.
Зависть. Самая распространенная в настоящее время аномалия у китайцев.
Лишившись доходов от изготовления коробок, Хань с женой принялись искать другие пути. Каким-то образом познакомившись с почтовыми служащими, Цинь Шухой подрядилась торговать газетами на комиссионных началах.
За каждый проданный экземпляр «Вечернего Пекина» можно выручить 0,4 фэня, а за «Многоликий мир» и «Болельщик», которые продаются вместе, по 0,5 фэня. Беря на комиссию соответственно по триста и двести экземпляров, муж с женой понемногу, но упорно приумножали свой капитал.
Теперь Хань каждый вечер торговал газетами, выручая по два с лишним юаня. И когда жена пересчитывала прибыль — сплошь мелкие монетки и потрепанные ассигнации, — она неизменно произносила с видом полного удовлетворения:
— Что ж, сегодня на еду заработали!
Китайское кулинарное искусство славится во всем мире.
Но в обычной жизни китайцы по-прежнему весьма скромны в еде. Пекинский обыватель всегда готов на ней сэкономить, чтобы отложить деньги на «большие покупки».
Сейчас пекинцы уже не определяют степень зажиточности той или иной семьи ни по еде, ни по одежде. Даже мебельный гарнитур, люстры и бра не имеют значения. Только количество и качество дорогих электроприборов и предметов длительного пользования.
Есть распространенное выражение — «восемь больших вещей». Первое место среди них прочно удерживает известный телевизор, далее последовательность может меняться в зависимости от личных вкусов, но набор такой: стиральная и швейная машины, магнитофон, фотокамера, мотоцикл и видео…
Устремившись в поход за «восемью большими вещами», семья Ханя предельно урезала расходы на питание. Он уходил на работу без завтрака, и лишь совершив несколько рейсов, в девятом часу забегал в мусульманскую харчевню на конечной станции. Там он проглатывал четыре кусочка жареного теста, запивая их горячим чаем. Так бывало каждый день. В середине дня семья собиралась на обед. Обеды в семье Ханя были притчей во языцех у всех соседей. Триста шестьдесят пять дней в году на стол подавалась жаренная с соевой подливой лапша. Подливу Цинь Шухой не жалела, но в ней, кроме яиц и креветочной шелухи, ничего не было. С тех пор как цена на баранину подскочила до трех юаней восьми мао за кило, мясо стали покупать раз в месяц, и то лишь полкило. За ужином подавали рис и тушеные овощи (самые дешевые в данный момент). В эти дни дешевле всего помидоры и сладкий перец — по 3 мао 2 фэня за кило, поэтому жена их тушила по полкило каждый вечер.
Всего этого, естественно, не знал тот пассажир, которому отказали в продаже билета. Между тем он был очень обижен и рассержен.
— Как же так? Я ехал на государственном автобусе и должен оплатить проезд. Я не хочу обманывать государство! — твердил он, все еще протягивая Ся Сяоли один мао.
Та еще более грубо отвела его руки, уставилась в потолок, прищурив глаза, так что они превратились в две щелочки. Подбородок ее дрожал, и она, будто виноградную кожицу, выплевывала слова:
— Хватит, хватит, хватит…
Наблюдавшие эту сцену пассажиры больше не могли молчать.
— Но вы же неправы… — воскликнула седеющая женщина.
Кондукторша резко ее оборвала:
— Неправа, неправа, неправа… Ну и что?
Глаза ее округлились и из двух щелочек превратились в два боба.
Тут не стерпел интеллигент в очках и, слегка заикаясь от волнения, заговорил:
— Что… что вы себе позволяете? Как вы от… относитесь к своим обязанностям?
— Вот так и отношусь! Я вообще не хочу работать кондуктором!