Современный английский детектив
Шрифт:
— Да, это невольно наталкивает на вопрос: что представлял собой как человек сам Роджер, — ответил Финбоу.
На вокзале в Норидже Финбоу купил «Юдит Пари» и протянул мне.
— Это, кажется, самое объёмистое чтиво, которое можно здесь достать. Хочу надеяться, что ты теперь не соскучишься.
— Это что ещё за штучки? — спросил я.
— Мне надо обдумать кое-что, — ответил он с улыбкой. — Потом я тебе ещё подкину газет. Из них мы узнаем, что там пишут о нашем убийстве. А мне хоть на пару часов надо отвлечься и перестать думать об этом преступлении, хотя бы почитать что-нибудь из китайских поэтов. Если мне не изменяет память, в детективных романах положительные герои всегда поступают именно так. Они, по всей видимости, глупы как пробки. Ведь мысли человека не могут сосредоточиться на одном предмете в течение долгого времени… и, перелистывая томик стихов, я рано или поздно натолкнусь на какое-нибудь слово, которое по ассоциации напомнит мне об Уильяме или Эвис. И я волей-неволей снова начну перебирать в уме все обстоятельства убийства.
На отрезке пути между Нориджем и Ливерпул-стрит он только один раз прервал молчание. Когда в пригороде Кембриджа нашему взору предстали стрельчатые башни Королевской часовни, глубокую озабоченность Финбоу как рукой сняло.
— Всю жизнь мечтал перевернуть это нелепое сооружение вверх ногами, — весело рассмеявшись, сказал он.
Я вопросительно посмотрел на него.
Сам я учился в Тринити-Колледж в Оксфорде, но всегда восхищался Королевской часовней, считая, что это единственное, в чем Оксфорд уступает Кембриджу. Финбоу же, насколько я знал, был питомцем Кембриджского университета, и я вправе был рассчитывать, что он посвятит меня в историю часовни, но он пробормотал: «Она бы от этого только выиграла», — и снова погрузился в молчание.
Спустя четверть часа после прибытия на Ливерпул-стрит мы уже вышагивали по коридорам клиники Гая, где Финбоу рассчитывал встретить своего приятеля профессора Бутби. Финбоу принадлежал к той любопытной разновидности англичан, которые, не обладая ни положением в обществе, ни капиталом, а зачастую и специальностью, считаются своими людьми в самых разнообразных кругах. Они протирают кресла в Блумсбери, не имея ни малейшей склонности к изящной словесности, обедают в обществе учёных мужей и парламентариев, хотя ни разу не видели спектроскопа и не баллотировались на выборах, их одинаково хорошо принимают и финансовые тузы и артистическая богема. Сам не принадлежа к этой категории, я подчас втайне завидовал Финбоу, который ещё двадцатилетним юношей был вхож в любое общество, и в моей жизни не раз случались моменты, когда я благодарил судьбу за эту его способность заводить такой широкий круг знакомств.
Мы нашли Бутби в кабинете, где он восседал за маленьким столиком и бодрым голосом кричал, обращаясь к измождённому человеку, с понурым видом сидевшему напротив:
— Вам ещё рано думать о смерти. Идите-ка, голубчик, домой и не показывайтесь мне на глаза по крайней мере год.
Раньше мне никогда не приходилось бывать в больнице; длинные ряды коек, покрытых серыми казёнными одеялами, произвели на меня гнетущее впечатление. К тому же я был немало поражён, что Бутби даже не считал нужным как-то умерить бьющую через край жизнерадостность перед больными людьми. Когда он эдаким бодрым тоном выставлял из клиники изнурённого страданиями человека, переговаривался со своим молодым коллегой и, наконец, шумно приветствовал Финбоу, он скорее походил на неунывающего капитана спортивной команды, который из кожи вон лезет, чтобы вселить боевой дух в своих игроков. Это был живчик, маленький лысый живчик.
— Хелло, Финбоу, — громко выкрикнул он, хотя мы остановились в двух шагах от него. — Что с вами стряслось?
— Слава богу, ничего, — ответил Финбоу. — Я же знаю, только попадись вам в лапы — живым отсюда не выйдешь.
Бутби залился смехом.
— Тогда выкладывайте, что вам от меня нужно, — сказал он с добродушной грубоватостью. — Ведь я не чета этим хлюстам из «Татлера». Мне прохлаждаться некогда.
— Мистер Кейпл — профессор Бутби, — спокойно представил нас друг другу Финбоу. — Шутки в сторону, Бутби. Мы приехали по поводу убийства Миллза.
Птичьи глазки Бутби под мохнатыми бровями мгновенно округлились.
— И вы в этом деле замешаны? — изумился он.
— Да, — ответил Финбоу. — Кейпл был на яхте, когда это случилось.
— Чем могу быть полезен? — спросил Бутби.
Профессор производил впечатление человека крикливого, бесцеремонного, но способного оказать действенную помощь.
— Я хочу знать, какого вы мнения о Миллзе как о враче, — сказал Финбоу подчёркнуто спокойно.
Бутби разразился громким смехом.
— О мёртвых — или хорошо, или ничего, как говорится. Только не вздумайте передавать мои слова кому-нибудь из Медицинской ассоциации, а то меня, чего доброго, вышвырнут на улицу, — предупредил он. — Возможно, Миллз был славный малый, но врач никудышный.
— А как же тогда ему удалось добиться такой популярности? — спросил Финбоу.
Бутби снова засмеялся.
— Самореклама, везение и известная доля напористости. Кроме того, года два или три назад он в соавторстве с молодым Гарнетом опубликовал один ценный научный труд. У Гарнета, по-видимому, светлая голова — даже Миллз не сумел испортить эту работу окончательно.
Финбоу, оживившись, произнёс своё обычное «та-ак» и тут же спросил:
— Послушайте, а кто может пролить свет на участие Гарнета в этой работе? — Он понизил голос и пояснил: — Не исключено, что он может быть замешан в преступлении.
Бутби присвистнул:
— Ого! Есть у меня двое молодых коллег, работающих над той же проблемой, что Миллз и Гарнет. Оба довольно способные парни, только один из них очень нервный, боюсь, вы не вытянете из него ни слова. Зато второй — голова, все понимает с полуслова. Его зовут Парфит. Сейчас я пошлю за ним.
Парфит оказался худощавым молодым человеком в больших роговых очках.
Завидев его, Бутби заорал:
— Парфит, мистер Финбоу, мой друг, интересуется, что вы думаете о научном труде Миллза и Гарнета.
Парфит усмехнулся и едко сказал:
— Миллз выступал как практик, а вся теоретическая часть — это Гарнет.
— Насколько я могу судить, вы вкладываете в слово «практик» иронический смысл? — уточнил Финбоу.
— Иначе быть не может, — ответил Парфит. Снова стены дрогнули от хохота Бутби. Финбоу вкрадчиво спросил:
— А вы знаете Гарнета лично?
— Шапочное знакомство, — ответил Парфит. — Я всего раз или два говорил с ним о его работе.
— Но ведь вы, кажется, работаете в одной области? — спросил Финбоу. — К кому же теперь перейдёт практика Миллза? По-видимому, к вам?
— Не сразу. — Парфит протёр толстые стекла очков и, взвешивая каждое слово, добавил: — Она могла бы перейти к Гарнету, если бы он отказался от места в Фулертоне, которое только что получил.
— Так! — воскликнул Финбоу. — А какие преимущества ему даёт то, что он получит практику Миллза?