Современный английский детектив
Шрифт:
Эти субботние отчеты были частью моей жизни в течение уже десяти лет. Школа? Домашние задания могут подождать, говорил мой отец. Для меня гораздо важнее знать все детали относительно королевства, которое мне предстоит унаследовать. Для этой цели он постоянно заставлял меня изучать бумаги, которые он приносил из конторы домой. К тому времени, когда я кончил школу, я мог с одного взгляда оценить значение роста мировых цен на сырье, хотя не имел ни малейшего представления о том, когда, например, был обезглавлен Карл I.
В пятницу вечером я с нетерпением ждал Кэт. Без тяжелой куртки и фетровых сапожек, которые были на ней в Пламптоне, она оказалась еще восхитительные. Она была в сверкающем красном платье, простом, но явно очень дорогом, ее темные волосы падали на плечи. Казалось, что она светилась изнутри от какого-то ей одной присущего искрящегося огня. Вечер прошел весело и, для меня по крайней мере, вполне удовлетворительно. Мы ели, танцевали, болтали.
Когда мы лениво покачивались в медленном ритме музыки, Кэт вдруг внесла единственную печальную ноту в этот вечер.
— Я видела в газете несколько строк о дознании насчет вашего друга, — сказала она.
Я прикоснулся губами к ее волосам. Они пахли сладко.
— Смерть от несчастного случая, — пробормотал я. — А я этому не верю.
— Да? — Кэт подняла на меня глаза.
— Как-нибудь я расскажу вам, когда самому будет ясна до конца вся эта история, — сказал я, любуясь напряженной линией ее шеи, когда она подняла ко мне лицо. Как это странно, подумал я, что можно одновременно испытывать два совершенно разных и очень сильных чувства: удовольствие отдаваться во власть музыке, держа в объятиях Кэт, и в то же время мучительно сочувствовать Сцилле, пытающейся приноровиться к своему одиночеству где-то за восемьдесят миль отсюда, на обдуваемых всеми ветрами холмах Котсуолда.
— Расскажите сейчас, — сказала Кэт, явно заинтересованная. — Если это не несчастный случай, так что же?
Я колебался. Мне не хотелось, чтобы грубая реальность нарушила волшебное очарование этого вечера.
— Ну же, ну! — понукала она меня улыбаясь. — Теперь уж вы не смеете останавливаться, не то я умру от любопытства.
Тогда я рассказал ей о проволоке. Это так потрясло ее, что она перестала танцевать, и мы неловко остановились посреди зала, так что другие скользящие мимо пары налетали на нас.
— Господи, — сказала она, — как… как это подло! Она потребовала, чтобы я объяснил, почему следователь вынес такое решение. Я сказал, что вместе с проволокой исчезли доказательства, что это не просто несчастный случай. Тогда она сказала:
— Я не могу перенести мысль, что люди, совершившие такую отвратительную проделку, останутся безнаказанными.
— Я тоже. И они не останутся безнаказанными, даю вам слово, если только я смогу что-нибудь сделать.
— Это хорошо, — серьезно сказала она. И мы снова начали покачиваться в такт музыке, и я опять обнял ее, и мы поплыли в танце. Мы больше не упоминали имени Билла.
В этот вечер мне казалось, что мои ноги явно не в должном контакте с полом, и незнакомый мне трепет сотрясал мои колени. Но Кэт, казалось, ничего не замечала: она оставалась остроумной, брызжущей весельем и уж ни капельки не сентиментальной.
Когда наконец я усаживал ее в машину, присланную дядей Джорджем из Суссекса, я почувствовал, как это больно — любить. Я был возбужден, взвинчен, попон тревоги, потому что был уверен, что ее чувство ко мне далеко не так сильно, как мое к ней.
Я уже знал, что хочу жениться на Кэт, и мне было горько думать, что она может не полюбить меня.
На следующий день я отправился на скачки в Кемптон-парк. Около весовой я столкнулся с Дэном. Мы поговорили о том о сем — о погоде, о лошадях, о ближайших планах Пита относительно нас. Обычные жокейские разговоры. Потом Дэн спросил:
— Ты встречался с Кэт вчера?
— Да.
— Куда вы ездили?
— В «Ривер-клуб», — ответил я. — А ты куда возил ее?
— В «Ривер-клуб», — сказал Дэн.
— Черт подери, — сказал я. Но мне пришлось засмеяться.
— Значит, мы квиты, — сказал Дэн.
— А она приглашала тебя в гости к дяде Джорджу? — добавил я подозрительно.
— Я еду туда сегодня после скачек, — сказал Дэн, улыбаясь. — А ты?
— В следующую субботу, — сказал я мрачно. — Знаешь, Дэн, она безобразно дразнит нас.
— Я это выдержу, — сказал Дэн. Он хлопнул меня по плечу. — Не будь таким несчастным, все обойдется.
— Вот этого я и боюсь, — вздохнул я. Он засмеялся и пошел в весовую. В тот день происшествий не было. Я скакал на моей большой черной кобыле в скачке для молодняка, и Дэн опередил меня на два корпуса. В конце дня мы вместе пошли к автомобильной стоянке.
— Как поживает миссис Дэвидсон? — спросил Дэн.
— Неплохо, если принять во внимание, что у нее выбили почву из-под ног.
— Сбывается кошмар жокейских жен.
— Да, — сказал я.
— Вот это и заставляет остановиться, прежде чем попросить девушку, чтобы она согласилась жить в этой вечной тревоге.
— Кэт? — спросил я.
— Пожалуй. А ты против?
— Да, — сказал я, стараясь говорить легко. — И еще как. Мы подошли сначала к его машине. Он положил на сиденье свои скаковые очки. Его чемодан был на заднем сиденье.
— Пока, приятель, — сказал он. — Подробности письмом.
Я смотрел, как он отъехал, И помахал ему вслед. Я редко кому завидовал. Сейчас я остро завидовал Дэну.
Я влез в свой «лотос» и развернул его низкий синий нос к дому.
На дороге через мейденхедский лес я увидел автофургон с лошадьми. Он занял всю дорогу, на земле были разбросаны инструменты, капот был поднят. Подъехав ближе, я сообразил, что машина сломалась на пути в Мейденхед. Вдоль фургона человек водил лошадь взад и вперед.