Современный чехословацкий детектив (сборник)
Шрифт:
— Почему? — сказала Геда. — Если хочешь, приезжай.
— Не хочу мешать.
— Но я же говорю, что гости уходят. И потом, — в трубке опять послышался смех, — это не мужчина.
— Ну ладно, — согласился я, — спасибо. Через полчаса буду.
— Приезжай, — повторила Геда.
Спустя столько лет я, конечно, Геду не ревновал. И тем не менее если она кого-то принимала, то присутствие бывшего мужа казалось мне нелепым. Я оделся и посмотрел на часы. Закусочная напротив еще была открыта. Надо бы что-нибудь съесть. Но я сказал «через полчаса», а Геда жила на Виноградах,
На улице был туман и слегка моросило. Я поднял воротник пальто и перешел на другую сторону. Как ни странно, мне повезло — я не ждал и пяти минут. Рядом остановилась серая «Волга», возвращающаяся с Белой Горы.
— Куда ехать?
Я назвал адрес, и шофер согласно кивнул. Вечером таксисты не любят катать из одного спального района в другой. А Геда жила недалеко от центра. После свадьбы мы поселились у ее родителей. Ничего хорошего в этом не было. Но за три года мы так и не нашли другого жилья. Уже после развода Геда купила двухкомнатную квартиру на верхнем этаже небольшой виллы.
— Гнусная погодка, — сказал таксист.
— Гнусная, — согласился я.
— К девушке? — подмигнул он.
Это был краснолицый толстяк в коричневом берете и — хотя в «Волге» было очень тепло — в пальто. Я потянулся за сигаретами, но остановила табличка над пепельницей: «Просьба не курить».
Нет так нет. А ревновала ли меня Геда? Когда я снова стал встречаться с Зузаной, Геда часто приглашала меня к себе.
— Ты на ней женишься?
— Не знаю.
— А вы друг друга понимаете?
— Да, кажется, да.
— Я имею в виду — в духовном смысле.
А как же иначе? Для Геды всегда было самым важным духовное — впрочем, понимаемое достаточно широко.
— Ведь жизнь — это не только постель. Ты со мной согласен?
Я, конечно, был полностью согласен.
— У тебя есть еще твое дело, правда?
— Гм.
Геде было отлично известно, какого я мнения об этом своем деле. А то, что мы недосказали друг другу в течение трех лет нашей семейной жизни, выяснилось за годы нашей последующей дружбы. Геде не нравилась Зузана. Возможно, она к ней ревновала. Для меня это было совершенно непостижимо. Она как будто все еще хотела опекать меня. Глупенького, наивного Честика, который вернулся к своей студенческой любви.
— А ты смирился бы с ролью мужа, который держится в тени своей знаменитой жены?
Время от времени она обращалась ко мне в тех выражениях и тем же тоном, что и к читательницам своей рубрики. Да, последние два года я как-то избегал Геду. Всякий раз она пыталась отдалить меня от Зузанки. Но Геда всегда умела устроить нашу встречу, сервируя ее то как случайность, а то и как необходимость. Меня это раздражало.
— Тебе обязательно надо все время говорить о ней?
— Я чисто по-дружески, Честик, — пожимала она плечами, — вот увидишь, ничем хорошим это не кончится.
Да, ничем хорошим это не кончилось. Я представил себе, какое лицо будет у Геды, когда я расскажу ей, чем именно это кончилось.
— Теперь куда, шеф? — спросил меня таксист, когда мы выехали на площадь
— Сейчас налево.
Наверное, из-за того, что я не реагировал на его замечание о погоде и на вопрос о цели моей поездки, он всю дорогу обиженно молчал. Мне это не мешало.
Я вышел и расплатился. Перед виллой была миниатюрная клумба, из окон второго и третьего этажей исходило голубое свечение телевизоров. Подъезд был заперт; справа от двери шел ряд звонков. «Д-р Геда Маркова» — значилось под самым верхним. Я позвонил. Потом отошел от двери и посмотрел на ее окно в мансарде. Геда не выглянула, просто на лестнице зажегся свет и раздался стук каблучков.
12
Оказалось, что Богунка Славикова работала когда-то в «Подружке» секретаршей. Поэтому она и знала Геду.
— Так что ты тут говорил?! — спросил Томаш.
— О чем?
— Ну, что милиция тебя больше не подозревает.
Геда, видать, не скрыла ничего из нашего вчерашнего разговора. Ну и пусть.
Милонь что-то рассказывал, и заливистый смех поклонниц был для него одновременно заслуженной наградой и своеобразным допингом, поскольку говорил он все громче.
— Во дает, — после минутного колебания использовал Славик почти жаргонное выражение.
Я незаметно заглянул под стол. Любовный поединок не закончился, хотя нога Гертнера продолжала хранить целомудренный нейтралитет.
— За подружек! — бесхитростно обратился я к Славику, поднимая рюмку.
— Ваше здоровье, — поддержал тост Славик.
Богунка что-то проворковала, а Том выпил свою рюмку до дна и тотчас побледнел.
— Тебе плохо?
Шеф тоже заботливо взглянул на Тома и повторил вслед за мной, однако с должной долей оптимизма:
— Не по себе, Томаш? Ничего, пройдет.
Эти ободряющие слова явно были весьма кстати, потому что Томашу полегчало и судорога, исказившая его лицо, отпустила.
— Пройдет, — мужественно заявил он и тут же постарался набрать потерянные очки: — Я, знаете ли, не привык к спиртному.
— Конечно. — Славик занервничал и посмотрел на свою рюмку с крайней брезгливостью. — Это и неудивительно. Спиртное — пожалуйста, там, где оно необходимо, но только в разумных пределах. Мы с женой, — он запнулся, взглянул на Богунку, но потом все же закончил, хотя скорее предостерегающе, чем убедительно, — дома тоже не пьем, скажи, Бодя?
Богунка опять промурлыкала что-то вроде «гоп-ля!». Если она и могла в тот момент что-то демонстрировать, то никак не трезвеннические принципы своего мужа.
Общество на другом конце «Ротонды» пришло в движение, и к нашему столику нетвердым шагом приблизился Милонь Пилат, которого обнимал или, точнее, подпирал Добеш.
— Привет, — сказал я Добешу, — давненько не виделись. Ты не поехал домой?
— Да вот Милонь задержал, — смущенно объяснил Добеш. Мог и не объяснять. Еще в кабинете Бонди я начал кое-что понимать. Милонь должен был заменить Зузану. Да здравствует король, раз уж королева умерла. Ведь Гуго не только добряк, но и менеджер, а Добеш не только друг, но и руководитель группы.