Современный детектив ГДР
Шрифт:
— Почему же тогда он не сам построил себе дачу? — спросил Метцендорфер.
— Да… — она опять немного помедлила, — он говорил, «мелочь тоже может пригодиться», да, именно так он выражался, «но я мелочами не занимаюсь, это мой принцип». — Она не хотела, чтобы ее неверно поняли: — Так Брумерус говорил о себе.
Метцендорфер заметил, с какой неловкостью произнесла она эту фамилию. Он невольно уставился на молодую женщину. «Брумерус» — нет, это не по ней. А «Рихард»? Исключено, такие губы не могут, черт возьми, сказать «Рихард», наверняка было какое-нибудь
— Разве у Брумеруса не было здесь никаких знакомых? — спросил он.
Она покачала головой. Метцендорфер промолчал. Тогда она тихо сказала:
— Может быть, из-за меня… — Она наморщила лоб. — Не думаю, чтобы он знал этого… неизвестного. Наверняка грабитель… или что-нибудь подобное. Она беспомощно пожала плечами.
Вдруг тонким, совершенно не своим голосом, от которого вздрогнули Метцендорфер и Маргит, Маран воскликнул:
— Но ведь он тебе назначил встречу, как же его могло там не быть, и если бы ты пошла туда, а неизвестный оказался бы… — Он резко наклонился, закрыв лицо руками, закачал головой, словно его схватила судорога, и пробормотал сквозь зубы: — Нет, нет, этого я не могу говорить!
Жена подбежала к нему, схватила Марана за плечи, окликнула его; но тот ничего не слышал, его давила какая-то тяжесть, он только стонал.
Метцендорфер тихим, осторожным движением смахнул со лба жидкую рыжую прядь. Он посмотрел на них и подумал: убийцей, Маран хотел сказать, что неизвестный мог оказаться убийцей… Метцендорфер почувствовал в левом виске колющую боль и зажмурил глаза. «Боже! — подумал он и впервые пришел в отчаяние. — Неужели здесь нет вообще никакой связи? Или возможна любая связь?»
3
— Это будет цирк! — тоном пророка сказал Грисбюль, надевая пальто. — При желании Брумерус может нам здорово насолить!
Комиссар, тщетно поправлявший свою шляпу, ответил только нечленораздельным ворчанием. Грисбюль знал, что это плохой знак: смутить старика было нелегко, но, уж когда тот чувствовал себя не на высоте положения, он упорно молчал.
— Поехали? — спросил Грисбюль, оглядывая свою пеструю машину, у которой на этом унылом фоне осени был какой-то нелепо весенний вид.
Но Гроль опять что-то проворчал и направился в сторону участка, ясно показывая, что не хочет садиться в размалеванный драндулет.
Грисбюль огорчился: как завзятый автомобилист, он не любил передвигаться без машины даже на крошечные расстояния; молча шагая рядом с Гролем, он вдруг вспомнил о высотном гараже в Мюнхене, и это привело его в прекрасное настроение, прямо-таки в восторг: наконец-то можно и в доме не взбираться по лестницам, не подниматься на лифте, а скользить вверх вместе с машиной! Чуть ли не полминуты его занимал нелепый, утопический проект — ввиду растущей моторизации не сооружать больше в жилых домах ступеней и лифтов, а строить вместо них пандусы.
Гроль оторвал его от этих мечтаний; недоверчиво поглядывая на
— А вы будете молчать, Грисбюль!
Ассистент испуганно встрепенулся.
— Вот как! — сказал он. — Зачем же я вообще иду с вами?
Но Гроль не был расположен к дискуссиям. Он проворчал:
— Брумерус может, если захочет, поизмываться над нами; нам тут придется смириться, а вы, Грисбюль, человек несдержанный, вы это знаете!
Ассистент криво усмехнулся.
— Не очень мило с вашей стороны, — сказал он, — говорить мне такие вещи! — И прибавил с ехидством: — Но это так же старо, как ваша шляпа!
— Этой шляпе, — ядовито ответил Гроль и снял сомбреро, чтобы любовно погладить волнистые поля, — цена побольше, чем иным молодым людям! Она кое-что повидала на своем веку!
— Оно и видно, — возразил Грисбюль и без всякой паузы — они дошли до участка — сказал: — Конечно, новейшая модель!
Гроль возмущенно взглянул на Грисбюля, но тут же понял, что молодой человек не потешается над ним: последнее замечание ассистента относилось к лимузину Брумеруса, к «боргвард изабелле», сонливо остывавшей у подъезда после пробега. Грисбюль с удовольствием похлопал бы ее по боку, он питал слабость к этой чувствительной, мощной машине, купить которую не мог бы и через несколько лет. Когда они нырнули в пыльное жерло участка, он горько подумал, что за возню с трупами платят скверно — с настоящими трупами, разумеется; те, кто имеет дело с воображаемыми мертвецами, например авторы детективов, находятся в лучшем положении.
Тут он впервые увидел Брумеруса.
Гроль с силой распахнул дверь и вошел первым. Взгляды Брумеруса и Биферли устремились поэтому на комиссара, и ассистент получил возможность рассмотреть возлюбленного жены врача. Грисбюлю тот заранее представлялся субъектом весьма несимпатичным — ввиду обстоятельств, приведших Марана к убийству, а также ввиду того, что появление Брумеруса сулило им трудности, которые могли повредить его, Грисбюля, карьере. Поэтому ассистент удивился, что этот человек ему понравился.
Случилось так, может быть, лишь потому, что Биферли явно совсем сдался. Круглая его голова так побагровела от прилива крови, что впору было опасаться апоплексического удара, стеклянные голубые глаза так выкатились, что казались пришитыми, как у плюшевых зверюшек, а короткие его ручки тянулись к комиссару, ища помощи. Он что-то сказал, но так невнятно, что Грисбюль ничего не разобрал.
Твердый, должно быть, малый, если сумел так отхлестать самодовольного Биферли и теперь улыбался, сидя на неудобном деревянном стуле в самой непринужденной позе. С такими, как Биферли, он разделывался без труда! Грисбюль не сомневался, что эти серые глаза могут глядеть из-под мохнатых бровей неумолимо и жестко, а эти чувственные губы способны произносить слова упрямо и четко, но сейчас Брумерус держался иначе.