Современный французский детективный роман

Сименон Жорж

— Знаете, мосье Равинель. Я вот предложил вам толь, но потом подумал, может, шифер лучше…

Равинель вдруг вспомнил про мускат. Черт бы его подрал! Он ведь дожидается обещанного муската!

— Секундочку, папаша Гутр. Я только спущусь в погреб.

Господи, получит он его, свой мускат, и потом уберется, а не то… Равинель сжал кулаки. Сколько волнений… Его всего колотило. Ни дать ни взять судороги… У самой двери он в страхе остановился. А вдруг Мирей очутилась в погребе? Да нет! Что за идиотский страх? Он включил свет. В погребе, конечно, никакой Мирей! И все-таки Равинель поторопился поскорей оттуда выбраться. Схватил бутылку из ящика и бросился наверх. Он нервничал, хлопал дверцами буфета,

а доставая стаканы, задел бутылкой за край стола. Руки уже не слушались его. Вытаскивая пробку, он чуть не разбил бутылку.

— Наливайте сами, папаша Гутр. У меня руки дрожат… Восемь часов за баранкой…

— Н-да, жалко проливать такое винцо, — сверкнул глазами Гутр.

Медленно, с видом знатока, он налил два стакана и встал, воздавая должное мускату.

— Ваше здоровье, мосье Равинель. И здоровье вашей супруги. Надеюсь, ваш шурин не захворал. Хотя в такую промозглую погоду!.. У меня вот нога…

Равинель залпом выпил белое вино, снова налил стакан — и снова выпил. И еще…

— Ну, вот и хорошо, — одобрил Гутр. — Видать, у вас привычка.

— Когда я выматываюсь, вино меня бодрит!

— Это уж точно, — закивал головой Гутр, — оно и мертвеца взбодрит.

Равинель ухватился за стол. На этот раз голова у него кружилась не на шутку.

— Вы меня простите, папаша Гутр, но мне надо… У меня каждая минута на учете… С вами приятно поболтать, но знаете…

Гутр натянул на голову фуражку.

— Понял, понял! Убегаю. К тому же меня на стройке ждут.

Он наклонился над бутылкой, прочитал этикетку: «Мускат высшего качества — Бас-Гулен».

— Поздравьте от меня того, кто приготовил такое винцо, мосье Равинель. Он свое дело знает, это уж точно.

На пороге они еще обменялись любезностями, потом Равинель закрыл дверь, повернул ключ, добрался до кухни и допил там мускат. «Невероятно!»— пробормотал он. У него была совершенно ясная голова, но все происходило как во сне, когда видишь дверь, трогаешь ее и тем не менее проходишь сквозь нее, да еще считаешь это вполне естественным. Неторопливо постукивал будильник на камине, напоминая тиканье другого будильника. Там, в Нанте.

Невероятно!

Равинель встал и пошел в столовую. Сумочка Мирей на прежнем месте. В передней — пальто, шляпа. Висят на вешалке. Он поднялся на второй этаж. Домик был безмолвен и пуст — совершенно пуст. И тут Равинель заметил, что держит бутылку за горлышко, как дубинку. Его пронизал мучительный страх. Он поставил бутылку на пол — поставил тихонько, осторожно. Потом, стараясь не скрипеть, открыл секретер. Револьвер лежал на месте, завернутый в промасленную тряпку. Он протер его, оттянул затвор и вложил в ствол патрон. Послышался щелчок, Равинель одумался. Что за нелепость? При чем тут револьвер? Вздохнув, он сунул его в карман брюк. Как ни странно, он почувствовал себя несколько уверенней. Потом сел на край постели, сложил руки на коленях. С чего начать? Мирей в ручье нет — вот и все. Только сейчас он полностью осознал очевидность этого факта. Ни в ручье, ни в прачечной, ни в доме. Черт подери… Он забыл заглянуть в гараж.

Перескакивая через две ступеньки, Равинель сбежал с лестницы, перебежал аллею и распахнул гараж. Пусто. Даже смешно. Только три-четыре бидона с маслом да тряпки, испачканные тавотом. Равинелю пришла в голову другая мысль. Он медленно побрел по аллее. Следы его и Гутра были отчетливо видны, а других не оказалось. Впрочем, Равинель и сам толком не знал, что он ищет. Просто он уступал внезапным порывам, ему надо было двигаться, что-то делать. В отчаянии он огляделся. Справа и слева тянулись незастроенные участки Его ближайшим соседям с улицы виден только фасад «Веселого уголка». Равинель вернулся на кухню. Может, порасспросить их? Сказать: «Я убил жену… Не видели

ли вы ее труп?» Смех, да и только! Люсьен?.. Но Люсьен сейчас в поезде Связаться с ней по телефону раньше полудня невозможно. Вернуться в Нант?.. Но под каким предлогом? А что, если тело обнаружат в течение дня? Как тогда оправдать этот отъезд, это бегство? Заколдованный круг! Равинель взглянул на будильник. Десять часов! Ему надо было еще побывать на бульваре Мажанта, в магазине «Бланш и Люеде». Равинель тщательно запер входную дверь, сел за руль и снова двинулся в Париж. День разгулялся. Погода мягкая, приятная… Начало ноября, а тепло, как весной. Мимо пронеслась спортивная машина. Пассажиры опустили верх. Они весело смеялись, ветер раздувал волосы, и Равинель вдруг почувствовал себя слабым, старым и виноватым. Он злился на Мирей. Она его предала. Ей разом удалось добиться того, в чем он всегда терпел крах: она преступила таинственную границу; она по ту сторону — невидимая, неуловимая, как призрак, как зыбкий туман над дорогой. Можно и при жизни быть мертвецом… и оставаться живым после смерти… Он часто это чувствовал… Да, но труп?..

Мысли у него стали путаться. Его клонило ко сну. И как будто бездушный двойник его уверенно лавировал на дороге, узнавая улицы, перекрестки. Машина остановилась перед магазином, словно сама собой.

С бульвара Мажанта он отправился в центр, на угол за Лувром, куда почти никогда не заглядывал. Но сегодня он был сам не свой. По дороге он все подсчитывал, прикидывал, путался в цифрах… Значит, поезд приходит в одиннадцать двадцать или в одиннадцать сорок… Дорога занимает пять часов… значит, в одиннадцать десять… А от больницы до вокзала пять минут хода. Люсьен уже, наверное, там. Он остановился у кафе.

— Будете завтракать, мосье?

— Если хотите.

— То есть как это, если я?..

Официант посмотрел на небритого клиента, потирающего рукой глаза. Загулял, как видно!

— Где тут у вас телефон?

— В глубине зала, справа.

— Можно позвонить?

— Обратитесь в кассу за жетоном.

Дверь на кухню позади Равинеля непрестанно хлопала. «Три закуски!.. И приготовьте антрекот!» На линии треск. Голос Люсьен почти неузнаваем. Он доносится очень издалека, и это раздражает. Впрочем, в такой сутолоке все равно поговорить толком невозможно.

— Алло! Алло, Люсьен?.. Да, это я, Фернан… Она исчезла. Нет, за ней никто не приходил… Она исчезла… Сегодня утром ее там не было…

За его спиной причесывается перед зеркалом какой-то тип. Наверно, ждет телефона!

— Люсьен! Алло, ты меня слышишь?.. Ты должна приехать… Роды? Плевать я хотел на роды… Нет, я не болен… и я не пил… Я знаю, что говорю… Нет! Никаких следов… Как?.. Неужто ты воображаешь, что я нарочно сочинил такую историю? Что?.. Конечно, было бы неплохо. Ну, если сегодня вечером ты никак не можешь… Тогда завтра в двенадцать сорок… Ладно! Я вернусь туда… Посмотреть? Где прикажешь смотреть?.. Я и сам не понимаю… Да! Договорились. До завтра.

Равинель повесил трубку и сел на прежнее место у окна. Что ж, Люсьен можно извинить. Если бы такую новость сообщили по телефону ему, Равинелю, разве он поверил бы? Машинально съев заказанное, он опять сел в машину. Снова ворота Клинянкур, дорога на Ангиан. Люсьен права. Надо вернуться туда, поискать еще и, на худой конец, хоть показаться соседям. Выиграть время. Главное, пусть они увидят, что он держится как ни в чем не бывало.

Равинель дернул дверь. Заперта на ключ. Это его почему-то разочаровало. Чего же он ждал? По правде говоря, он уже ничего не ждал. Он хотел тишины и покоя, хотел забыться. Войдя в комнату, он проглотил таблетку, поднялся в спальню, заперся, положил револьвер на ночной столик и, не раздеваясь, повалился на кровать. И тут же погрузился в тяжелый сон.