Современный румынский детектив
Шрифт:
— Я очень волнуюсь, Аугустин, и на всем свете ты один можешь мне помочь. Просто извелась… Три дня назад пропал Дан… Ну, ты знаешь, мы собираемся пожениться. Я просто с ног сбилась, нигде ни следа, представляешь?
Знаком призываю ее к спокойствию, Она тут же делает паузу, проводит кончиком языка по пересохшим губам, глубоко вздыхает, как на сцене перед трудным монологом, и начинает по порядку:
— Последнюю неделю мы жили под Мамаей, в селе. Нам было спокойно. Дан рисовал — он у меня художник, Дан Сократе, может, ты слышал фамилию, — я повторяла роль на открытие сезона… В пятницу вечером, часов в десять, он сказал, что идет в «Пиратский», захватит чего-нибудь выпить. Я не очень удивилась, хотя у него не было в заводе пить дома. Ушел и пропал; я сначала не слишком беспокоилась: мало ли, мог кого-нибудь встретить, у него тут есть знакомые из местных, лишь бы не пил слишком много. Он сердечник. Но он так и не пришел всю ночь, и наутро я заволновалась по — настоящему. Побежала в «Пиратский»: даже если он никого из знакомых там не встретил, его не могли не заметить — у него рыжая борода и рост. Но официанты все как один сказали, что такого не видели. Я прождала еще несколько часов дома: далеко уйти он не мог, он вышел в одной рубашке, без документов и почти без денег. Не дождалась, села в машину и поехала на Вама — Веке. Там мы начинали отпуск, в компании, это уже потом отделились и перебрались в Мамаю. Там его тоже не видели. Ребята шутили, пытались меня успокоить, но было уже ясно: что-то случилось… Вчера, в воскресенье, я обзвонила все, что только можно: звонила ему на квартиру в Бухарест, в милицию, в «Скорую», даже в морг… Никаких следов. Как сквозь землю. Сегодня утром я вспомнила, что ты в Эфории, и примчалась. Помоги мне, Аугустин!
Она очень красиво произносит это «Помоги мне, Аугустин!», как будто колокольчики переливаются. Я не тороплюсь отвечать — не потому, что не нахожу слов, просто мой голос прозвучал бы сейчас диссонансом. Эхо ее слов, кажется, еще с минуту дрожит в воздухе, и мое молчание весьма к месту. Эффектный момент. Наконец я спрашиваю:
— Сколько вы знакомы?
— В июне исполнился год.
— На твоей памяти ему случалось вот так пропадать?
— Никогда, иначе я бы не забеспокоилась.
По правде говоря, все это мне не нравится. Боюсь, что придется вникать, и в голове проносится, что я предпочел бы звонок полковника Думитреску. Все-таки разыскивать будущего мужа своей бывшей жены… Н-да. Но деваться некуда. Я прошу Адриану подождать пару минут. Поднимаюсь к себе. Затылком чувствую ее взгляд и стараюсь ступать не слишком тяжело, зато уж по коридору топаю вволю. Наскоро принимаю не слишком горячий душ, одеваюсь и снова выхожу в холл.
— Ты на машине? — Да.
— Отлично, Едем в Констанцу.
По дороге я задаю ей всякие мелкие вопросы, пока мне не приходит в голову идея.
— Скажи, пожалуйста, почему вы уехали с Вама — Веке? Либо я ошибаюсь, либо я поставил ее в затруднительное положение. С несколько преувеличенным вниманием она обгоняет автобус и только потом отвечает:
— На Вама — Веке было слишком людно. Весь Бухарестский театр. Я себя там чувствовала как на проспекте Виктории, А мне хотелось отдохнуть.
Я предпочитаю не развивать эту тему.
Во взгляде майора Исайи из уездного отделения милиции, когда он узнает меня, появляется почтительное удивление. Я не ожидал, что в тридцать семь лет еще могу быть чем-нибудь таким польщен. В служебных помещениях милиции совершенно непривычная атмосфера. Сезон кончается, личности с сомнительной анкетой, которых летом привлекает взморье, перекочевали в края неприбыльнее, и у всех здешних работников, хотя они, разумеется, в форме, вид такой, как будто они расстегнули воротнички и развалились в креслах. Через почти пустую приемную, где двое граждан вполголоса обсуждают подробности банального дорожного происшествия, майор Исайя не дет нас в свой кабинет на втором этаже. Я прошу Адриану подождать меня в коридоре и коротко объясняю майору цель визита.
— Не знаю, что вам сказать, — отвечает он мне. — У нас нет в наличии ни одного трупа, как опознанного, так и неопознанного. Форменная безработица. Но мы можем попытаться разыскать этого гражданина, если он жив. Я на секунду задумываюсь.
— Спасибо, но я бы предпочел не предпринимать ничего наспех. Прошу вас только известить меня, если что. Я остановился в Эфории, в «Чайке».
Он заверяет, что все будет выполнено, потом смолкает, и какая-то нерешительность появляется в его взгляде. Он явно хочет что-то сказать и наконец решается.
— У меня к вам большая просьба. Знаете, ребята, которые были заняты в том деле, с Забинтованной Головой… они прослышали, что вы тут неподалеку, и наседают на меня, чтобы я вас пригласил. Хотят, чтобы вы их просветили, как вы это все распутали. Метод внешне пассивного следствия и все такое прочее. Я попробовал было им втолковать, что человек на отдыхе, неудобно беспокоить, но разве они понимают?
Надо скромно отказаться, но он смотрит на меня так, что мне, ей — богу, не хватает духу. Глубоко вздыхаю — и как с моста в воду:
— Будь по — вашему. И раз уж мы решили, давайте не откладывать. Вы можете собрать народ прямо сейчас?
Говорю, а сам думаю, что вот хороший повод не возвращаться в Эфорию вместе с Адрианой. Бывают минуты, когда тебе нечего сказать человеку, и ты готов выдумать любой предлог. Даже если этот человек когда-то…
Майор Исайя улыбается во весь рот.
— А как же, они все тут. Господи, боже ты мой, да они со стульев попадают от радости!
Мы выходим вместе, и, пока я провожаю Адриану, он бежит оповестить своих о счастье, которое им привалило.
— Мне придется задержаться в Констанце, — говорю я Адриане, без особого успеха пытаясь глядеть ей в глаза. — Возвращайся в Мамаю и будь спокойна. В течение двух дней получишь известие. Или от него, или от меня.
Не говоря ни слова, она пишет на клочке бумаги свой адрес. Потом смотрит на меня как-то странно, и уголки губ у нее подрагивают.
— Спасибо, Аугустин, — шепчет она.
Садится в машину и трогает с места, глядя прямо перед собой. Я слежу с крыльца за маленькой машиной, пока она не заворачивает за угол… Кажется, я проголодался.
Но — поворачиваюсь на каблуках и направляюсь в зал заседаний, чтобы поделиться с молодыми офицерами милиции города Констанцы своим ценным опытом.
Я сдержал слово. Еще не истекло сорока восьми часов, обещанных Адриане, а я уже качу на милицейской машине в Мамаю. Но я везу ей не ту весть, на которую она надеется.
Два дня я слонялся между отелем и пляжем, вздрагивая при каждом крике чаек. Море бушевало, сильные волны колотились
0 скалистый мыс напротив отеля, тучи висели очень низко, раз даже пошел дождь — правда, не очень уверенно. Возможно, хорошее купание прочистило бы мне мозги, но я не решился. Каждый раз я возвращался в холл, плюхался в кресло и долго и хмуро смотрел на служебный телефон, который упорно молчал. Мимо меня стыдливо, как дезертиры, шмыгали с багажом последние обитатели отеля, распущенные по домам осенью. Время от времени я поднимался, заходил в ресторан и рассеянно что-нибудь уплетал под удивленные взгляды официантов, знавших про мою голодную диету. Потом все начиналось сначала: пляж, холл, ресторан…