Современный шведский детектив
Шрифт:
— Вы еще не назвали себя, — услышал он ее голос.
— Бек. Мартин Бек.
— Значит, в полиции служите?
— Да.
— Где именно?
— Центральная уголовная полиция.
— Жалованье по двадцать пятому классу?
— По двадцать седьмому.
— Ишь ты. Недурно.
— Не жалуюсь.
— А чин какой?
— Комиссар.
Мотор продолжал жужжать. Знакомый по семейному прошлому звук, он уже сообразил, чем она занята: пылесосом сушит волосы.
— Рея, — представилась она. — Да вы и так, конечно, знаете. И на двери написано.
Кухня, как во многих старых домах, была просторная; кроме обеденного стола в ней разместились газовая плита, двухкамерная мойка, холодильник, морозильник, посудомоечная машина, да еще осталось вдоволь свободного места. На полке над мойкой стояли горшки и кастрюли; ниже полки на гвоздях висели разные дары природы — пучки полыни и чабреца, гроздья рябины, сушеные опята и сморчки и три длинные плети чеснока. Не такой уж необходимый в хозяйстве набор, но запах от него приятный и впечатление домовитости. Впрочем, полынь и рябина хороши для настоек, а чабрец — недурная приправа к гороховому супу (хотя Мартин Бек предпочитал майоран, когда его желудок еще переносил этот шведский деликатес). Грибы — совсем неплохо, если знаешь, как их приготовить. А вот чеснок явно висел для красоты, ибо такого количества рядовому потребителю хватило бы на целую жизнь.
Хозяйка вошла на кухню, расчесывая волосы, и перехватила его взгляд:
— Это против упырей.
— Чеснок?
— Ну да. Вы не ходите в кино? На все случаи жизни ответ дает.
Влажную тенниску сменила какаято бирюзовая безрукавка, смахивающая на нижнюю рубашку.
— Полицейский, значит. Комиссар уголовной полиции. — Слегка нахмурясь, она испытующе посмотрела на него. — Вот уж не думала, что чиновники двадцать седьмого класса самолично посещают клиентов.
— Верно, обычно они этого не делают, — согласился он.
Она села, но тотчас встала опять, нервно покусывая суставы пальцев.
«Ладно, пора приступать к делу», — подумал Мартин Бек. — Если я вас правильно понял, вы не очень одобрительно относитесь к полиции, — начал он.
Ее глаза скользнули по нему:
— Точно. Не припомню случая, чтобы мне когданибудь была от нее польза. И не только мне. Зато знаю многих, кому она причинила неприятности, даже страдания.
— В таком случае постараюсь не слишком обременять вас, фру Нильсен.
— Рея, — сказала она. — Все зовут меня Рея.
— Если не ошибаюсь, этот дом принадлежит вам?
— Мне. Получила в наследство несколько лет назад. Но для полиции здесь нет ничего интересного. Ни торговцев наркотиками, ни игорных притонов, даже воров и проституток нет.
Перевела дух и продолжала:
— Разве что немного подрывной деятельности ведется. Крамольные мысли. Но ведь вы не из политической полиции.
— Вы в этом уверены?
Она вдруг рассмеялась — от души, заразительно.
— Я не совсем дура.
«Да уж, это верно», — сказал себе Мартин Бек.
— Вы правы, — продолжал он вслух. — Я занимаюсь по большей части насильственными преступлениями. Преднамеренные и непреднамеренные убийства.
— Чего нет, того нет. За последние три года даже ни одной драки не было. Правда, зимой ктото взломал дверь на чердак и утащил разный хлам. Пришлось обратиться в полицию, страховые компании этого требуют. Из полиции никто не пришел — им некогда было, — но страховку я получила. Главное — формальность соблюсти.
Она почесала затылок:
— Ну, так что тебе надо?
— Потолковать об одном из жильцов.
— Из моих жильцов?
Она нахмурилась. В интонации, с которой было произнесено слово «моих», сквозило удивление и беспокойство.
— Из бывших жильцов, — пояснил он.
— В этом году только один переехал.
— Свярд.
— Правильно, жил у меня один по фамилии Свярд. Переехал весной А что с ним?
— Умер.
— Его убили?
— Застрелили.
— Кто?
— Возможно, самоубийство. Но мы в этом не уверены.
— Послушай, а нельзя нам разговаривать какнибудь попроще?
— Пожалуйста. Что вы подразумеваете? Чтобы я тоже перешел на «ты»?
Она пожала плечами:
— Терпеть не могу официальный тон, тоска смертная. Нет, конечно, я могу быть весьма корректной, если необходимо. А могу и пококетничать — принарядиться, накрасить губы, подвести глаза.
Мартин Бек слегка растерялся.
— Чаю хочешь? — вдруг предложила она. — Отличная штука — чай.
Он был не прочь, однако ответил:
— Зачем же столько хлопот, не надо.
— Пустяки, — возразила она. — Вздор. Погоди малость, я и поесть чтонибудь придумаю. Горячий бутерброд будет очень кстати.
От ее слов у него сразу разыгрался аппетит. Она продолжала говорить, предваряя его отказ.
— От силы десять минут. Я постоянно чтонибудь стряпаю. Это так просто. И даже полезно. Почему не доставить себе удовольствие. Когда на душе совсем погано, приготовь чтонибудь вкусненькое. Вскипячу чайник, хлеба поджарю, а там можно и потолковать.
Мартин Бек понял, что отказываться бесполезно. Видно, эта маленькая женщина не лишена упрямства и силы воли, умеет на своем настоять.
— Спасибо, — покорно произнес он.
Она уже действовала. С шумом, с грохотом, но толково и быстро.
Мартин Бек никогда еще не видел такой сноровки, во всяком случае в Швеции.
Семь минут ушло у нее на то, чтобы приготовить чай и шесть ломтей поджаренного хлеба с тертым сыром и кружками помидора. Пока она молча трудилась, Мартин Бек пытался сообразить, сколько же ей всетаки лет.