Совсем не респектабелен
Шрифт:
Она нахмурила брови.
— Но если ты считаешь «Деймиен» очень подходящим местом для сбора информации, то он тоже может так считать.
Маккензи задумался. Ей нравилось, что он размышляет над ее словами, вместо того чтобы отмахнуться от сказанного потому лишь, что она женщина.
— Теоретически это возможно, но я очень хорошо знаю Баптиста. Когда упоминают о Бонапарте, его трясет от ненависти.
Кири согласилась с его мнением: Маккензи, занимаясь таким бизнесом, должен был превосходно разбираться в людях.
— Сообщи мне о времени
— Хорошая мысль, — похвалил он, возвращая ей карандаш и бумагу, на которой записал имена.
Она стала подниматься вверх по лестнице, твердо решив не оглядываться на него. Иначе ей не захотелось бы уходить.
Измученная событиями этого утра, Кири уселась на деревянный стул. Она не хотела вспоминать о том, что она чувствовала в объятиях Маккензи, но ни о чем другом думать не могла. Его прикосновение, его тепло, его сила — по ее телу пробежала дрожь, сводя на нет все ее благие намерения быть благоразумной.
Маккензи прав: страсть существует отдельно от принятых в обществе правил. Бунтарство было свойственно ее характеру, но ее семья едва ли согласилась бы принять в число своих членов игрока с сомнительной репутацией. А генерал пришел бы в ужас, узнай он, что она общается с человеком, которого уволили из армии за недостойное поведение.
Возможно, она еще могла бы поспорить с семьей, встав на защиту любимого мужчины, но она не могла сделать ничего такого, что плохо отразилось бы на членах семьи. Если бы это, например, сократило выбор женихов для ее младшей сестры, более скромной и более благовоспитанной. Кири обожала младшую сестру со дня ее рождения. Томаса она тоже обожала, хотя никогда не говорила об этом вслух, чтобы не смущать ни сестру, ни брата.
И Люсия, и Томас были настоящими Стилуэллами — здравомыслящими и практичными. Адам был ее братом и по отцу, и по матери, и, хотя они воспитывались в разных частях мира, у них обоих была склонность к романтизму, унаследованная, должно быть, от их отца, который недолгое время был герцогом Эштоном. Он так ненавидел свое герцогство, что, даже заболев лихорадкой, не захотел покинуть Индию и умер. По крайней мере так считал Адам.
Словом, она любила свою семью и не хотела ее обесчестить. Но все же до чего трудно контролировать свои чувства! Помогало то, что Маккензи был, кажется, не из тех, кто торопится жениться. Она верила, что небезразлична ему. Но она верила также, что когда он хотел женщину, у него не было недостатка в выборе. Если бы он когда-нибудь женился, то, наверное, выбрал бы себе в жены актрису, такую же яркую и презирающую условности, как и он сам.
Но Кири действительно хотела воспользоваться этим коротким мгновением своей жизни. В течение нескольких дней или недель они будут вместе выполнять одно задание и жить под одной крышей. Что плохого в том, что ей придется нарушить еще несколько правил?
Если в ее распоряжении всего несколько недель, уж она постарается максимально использовать их.
— Керкленд
Совещание по вопросу стратегии происходило во время ужина, состоявшего из густого рыбьего рагу с овощами и свежеиспеченного хлеба. По общему согласию, все сосредоточились на еде и не говорили о делах. У Кири, отдохнувшей в своей комнате, появился аппетит, и к тому времени как появился Керкленд , она доедала вторую порцию рагу.
Коротко поздоровавшись, он сказал:
— Я рад, что вы уже поели. Моя новость может испортить вам аппетит. Сегодня после полудня имела место попытка убийства принца-регента.
Кири охнула. Принц-регент, что бы там ни говорили, все-таки был правителем Англии.
— Принц ранен? — спросила она.
— Он не пострадал, хотя, понятно, очень расстроился. Теперь он стал относиться к этому заговору гораздо серьезнее, — мрачно сказал Керкленд. — Но один из моих людей был тяжело ранен.
— Кто? — сразу же спросил Кармайкл. — И насколько тяжело?
— Эдмунд Стивенсон. Хирург полагает, что его руку можно спасти.
— Убийцу поймали? — спросил Маккензи.
— Их было трое. Двое убежали, а третьего застрелил Стивенсон. Кажется, это француз.
— Хочешь, я взгляну на тело? — спросила Кэсси. — Может быть, я его узнаю.
— Очень надеюсь на это, — сказал Керкленд, нахмурившись. — Мне не хотелось бы просить вас об этом, Кири, но не могли бы вы пойти с Кэсси и со мной и посмотреть, не был ли он одним из похитителей, которых вы видели в клубе?
— Разумеется.
— Тогда мы могли бы пойти прямо сейчас, — предложил Керкленд.
Кэсси бросила на него пытливый взгляд:
— Сядь и поешь, Керкленд. От голода твой мозг не станет работать лучше.
Запротестовавший было Керкленд устало улыбнулся.
— Ты права,— сказал он, принимая из рук Кэсси порцию рагу.
Пока Керкленд поглощал рагу, — он явно был голоден, — Маккензи сказал, улыбнувшись Кири:
— Мы должны обсудить еще один вопрос. Помните, леди Кири определила, каким одеколоном пользуется главарь похитителей? Нынче утром мы побывали в магазине, где продают этот одеколон, и она, очаровав владельца, убедила его дать список клиентов, которые пользуются этим одеколоном и подходят под общее описание человека, которого мы разыскиваем.
Керкленд, оторвавшись от еды, одобрительно взглянул на нее:
— Вы прирожденный агент, Кири.
Она рассмеялась.
— Приятно слышать, что моя способность напрашиваться на неприятности может принести какую-то пользу. — Она достала крошечные пузыречки с двумя каплями «Алехандро» в каждом. — У нас нет гарантии, что разыскиваемый человек все время пользуется этим одеколоном, но все-таки это еще один маленький штрих к его описанию.
Пока все нюхали одеколон в пузырьках, Керкленд сказал: