Совсем не Золушка!. Трилогия

Панина Валерия

Колей был бабником и кутилой, но он не был трусом. Он был мальчишкой, когда началась ласурско-крейская война, и как каждому мальчишке, ему хотелось подвигов. К сожалению, принцы не сбегают на войну, набившись в попутчики и оруженосцы к странствующим рыцарям. В этот раз сказал отцу, что едет. Редьярд удивился, но запрещать не стал.

Всю дорогу они с герцогом пили ласуровку, играли в карты и тренировали воинское искусство, кидая ножи в доску с изображенной голой красоткой. Попасть, понятное дело, надо было между ног. С целкостью и у того, и у другого что-то не задавалось. Красотка только нагло и даже вызывающе улыбалась.

Ночные вылазки оборотней, резавших спящих кочевников, как волки -

стадо, охота пиратов за их галерами, диверсии летучих отрядов принца Кирана, нападающих на их обозы, до предела раздражило и озлобило осаждающих. Разведка донесла, что кочевники готовы к штурму.

В ту же ночь счастливая случайность спасла столицу от большой опасности. Хотя какая же случайность? Это был трезвый расчет. Ночью Крей-Тон патрулировали только оборотни. Нили уловил движение, почуял приторный запах пота. Так пах страх - кто-то был напряжен, смертельно боялся чего-то. Нили обернулся, распушил полосатый хвост и прыгнул. Человек, на которого из темноты кинулась черная маска на звериной морде, сдавленно вскрикнул и попытался сбежать. Несчастный не знал, что страшнее енота в гневе зверя нет. Подоспевшая стража отняла у оборотня помятого задержанного. При обыске у него был обнаружен подозрительного вида и запаха порошок. Пока стражники волокли диверсанта к коменданту гарнизона, Нили прошел по горячим в прямом смысле следам до портовых складов. В глухом закоулке, в тесноте и мешанине беспорядочных строений, в заброшенном и неказистом строении, запертом не по статусу на большой навесной замок, оборотень нашел еще несколько мешочков. И здесь бывал еще кто-то. Енот, отчаянно чихая и брякая мешками по ляжкам, направился новой дорогой.

Заговорщиков допрашивали недолго и жестко. Когда все закончилось, принц с горечью сказал тестю:

– Скажи мне, господин мой Рауф! Нам верой и правдой служат чужеземцы. Не люди даже - оборотни. Вчерашние враги! Они защищают Крей, потому, быть может, что бы защитить Ласурию. А могли бы дождаться разорения Крей-Лималля, встретить врага на своей границе, ударить на нас с севера, наконец. 'Враг моего врага - мой друг!' и 'Разделяй и властвуй' сказано задолго до нас. Но защищают! И посмотри на этих негодяев, подлецов! Ради чего они решили обречь на смерть детей и женщин? Сколько золота нужно человеку, что бы забыть то, что он сделал?!

В час волка, когда ночь темнее всего, к стенам города двинулась орда. Тащили лестницы, катили окованные тараны и стенобитные орудия, катапульты. И ночи не стало. Зажглись тысячи факелов, катапульты обрушили на стены глиняные сосуды, наполненные горючей черной жидкостью. Следом стрелы несли огонь, он разливался на камни, укрепления, людей, его пламя нельзя было залить водой. По лестницам лезли и лезли захватчики, тучи стрел неслись, как самум в пустыне несет песок, сметая барханы. Битва началась.

Глава сорок вторая, битва.

Осажденный раненый город огрызался, как разъяренный оборотень. Принц Кирин звал на стены мужчин, но в домах остались только совсем маленькие дети с матерями и немногочисленные женщины, ухаживающие за ранеными. Дети постарше, старики, женщины, за спинами воинов жгли костры под огромными котлами со смолой или водой, собирали камни, заброшенные вражескими катапультами, часто испачканные кровью, заряжали метательные орудия. Засыпали песком или накрывали кошмой 'зажигалки' кочевников, тушили пожары, выносили со стен и перевязывали раненых. Воинам перед штурмом раздали куски

ткани с отверстием посередине. Накидки были тяжелые, пропитанные странной смесью белого и карминового порошка. Придворный алхимик важно называл их 'аспест' и 'шамут'. Эти накидки чудесным образом не горели. У тех, у кого защиты не было, одежда от огня тлела и вспыхивала, и тогда к ним кидались мальчишки, сбивали пламя, заливали раны целебным облепиховым маслом, быстро заматывали кусками чистой ткани. Во внутреннем дворе несколько женщин врачевали неопасные раны - зашивали, обезболивали. Здесь распоряжалась принцесса Сарита - в простом платье, с закрытым лицом. Ее личная стража частью охраняла детей и дворец, частью - сражалась. Мужу она говорить запретила. Раненые, кто мог, возвращался на стены. Остальных отвозили на повозках к архимагу, в городские лекарни, во дворец, в дом Софины ан Денец.

Под стенами высились трупы, разбитые орудия, сломанные лестницы. Рвы полны были не воды - крови. Разбиты барбакан и дозорная башня, горящие бастионы. К небу поднимался дым, а с ним - молитвы. Верховный жрец, стоя на крыше донжона, воздев руки, молил, требовал от богов силы - сражающимся, покоя - убитым. Не знаю, слышал ли его пантеон, но враги изнемогали от ярости, слыша этот голос. Эта вера как свежая кровь вливалась в защитников, и они молились вместе с ним. Женские, детские, иногда - сильные и хриплые мужские голоса возносились над битвой.

Как ни самоотверженно, не отступая ни на полшага, сопротивлялись крейцы, число врагов, казалось, не уменьшалось. Как будто вместо одной отрубленной головы вырастало две, вместо одного поверженного врага вставало трое. Ожесточенность брала верх над страхом, безумная храбрость заставляла биться замирающие от отчаяния сердца.

– Стоять! Не отступать!
– несся над городом голос принца Кирина. Он был уже без шлема, разбитого чьим-то мечом, в измятых покореженных доспехах.

– Пора, мой принц!
– задыхаясь, прохрипел Первый советник.
– Они вот-вот ворвутся во внутренний двор!

Принц обернулся, давая сигнал, и над городом взлетел огненный знак. Перекрывая шум битвы, раздался чудовищной мощи рев, и осажденные увидели, как в тыл кочевникам ударила новая сила, конница и пехота.

– За короля!
– во всю мощь глоток ревел Черный полк.

– За Крей!
– перекрывая ласурцев, гремело крейской ополчение.

– Оборотни! Оборотни идут!
– ликовал город. Вид подкрепления, подошедшей помощи вдохнул в крейцев немыслимое воодушевление. Взметнулись мечи, поднялись щиты.

– Вперед! Сбросим их в море!
– принц Кирин поднял меч.

Кочевникам нечего было терять. К чему теперь были награбленные золото и драгоценные камни, чистокровные скакуны и красивые полонянки! К чему сама жизнь, если родина лежит за бурным океаном, а армада, покрывшая, казалось, весь океан парусами, рассеяна, сметена.

– Воины! Храбрецы!
– кричал новый хан, молодой, смелый, сильный, кричал со всей силой отчаяния и разочарования.
– Нам некуда возвращаться! Нам незачем возвращаться! Умрем, раз не смогли победить! И умирая, заберем с собой десять врагов!

– Смерть! Смерть! Два войска столкнулись с ужасающей силой. Оборотни и люди дрались страшно, не чувствуя боли, ран, не щадя ни своей, ни чужой крови. В бой шли все. Веслав рубился рядом с Рахеном, мундир на его груди промок от крови. Карс вскрикнул и зашатался, зажимая бок, тяжело осел под ноги друзьям. Его подхватили, унесли чьи-то руки, на его место шагнул другой, что бы напирать, ломить, сминать. Принц Колей, высокий, красивый, с легкой насмешливой улыбкой разил, жалил, наступал, шел первым, атаковал безрассудно. Храбрец, храбрец! Что он хотел доказать? Кому? Себе, быть может?