Сойкина Ворона
Шрифт:
Глава 1
– Мишаня, сынок, ты куда это с пустыми руками собрался? – пресекла мою попытку просочиться тишком из квартиры мама. Крался ведь, что тот нинзя, и все равно услышала или просто почувствовала при помощи чисто материнских сверхъестественных способностей поползновение несанкционированного бегства из дому без стратегического продовольственного запаса. – Я вот тут тебе покушать собрала. Борщик в баночке, котлетки с макарошками твои любимые в судочке, салатик, компотик в бутылке…
– Ну, ма-а-ам! – взвыл я, закатив глаза. – Ну какие, нафиг, судочки-баночки! Я в кафешке напротив офиса поем!
– Ага, поест он! – мигом строго нахмурилась родительница. – Мало того, что в кафешках этих кормят не пойми чем, и не знамо кто готовит, может, даже без санкнижек, так еще и знаю я тебя! Сто раз забудешь или поленишься. Бери давай!
Мне решительно сунули в руки черную сумку, звякнувшую и булькнувшую содержимым и мигом оттянувшую руку.
– Мам, ну че за фигня-то? Ты опять на целую роту наложила там? – привычно бесполезно возмутился я, взвесив сумку в руке и получил уже ставший обыкновенным ответ.
– Какая там рота, Мишаня! Ну, не самому же тебе кушать, по углам от товарищей прячась.
Ага, прям пароль-отзыв уже у нас стал, но пора рвать этот порочный круг, и так уже затянул.
– Да меня эти товарищи скоро вовсе засмеют!
– Смех, сынок, жизнь продлевает, а гастрит – напротив! – отрезала жестокая женщина, состоящая со мной в близком родстве, подтверждая, что пытаться спорить бессмысленно.
Споры с женщинами для мужчин вообще недостойное, а главное – бесперспективное занятие, все равно правым ты в них никогда не будешь признан, если судить по моему опыту с мамой и бывшими. Есть у тебя разумные доводы, нет ли их, прав ли ты и насколько – особям противоположного пола всегда глубочайше похрен. Промолчи, прикинься, что смирился и сделай по-своему. И огреби потом последствия с необходимым для этого стоицизмом, когда эта самая особь узнает обо всем. Или свали так же молча и безвозвратно, если огребать остохренело с данной конкретной же особью. С девушками работает, с мамой, само собой, – нет, тут другие методы нужны.
– Какой гастрит, мам, да у меня желудок – луженый, хоть гвозди жри и кирпичами закусывай, – проворчал я, но чертову сумку взял и стал обуваться.
– Миша, ну что это за «жри»! Жрут помои и свиньи, а люди кушают. – Мама придирчиво прошлась взглядом по моей куртке с Орионовским логотипом, стряхнув видимые только ей пылинки, и поправила галстук. – Удачной тебе смены, сынок. Береги себя, пожалуйста.
Я чмокнул ее в щеку, сунул одну руку в рукав дубленки, покорно подставил башку под нахлобученную мамой шапку и вырвался наконец из квартиры, тут же бунтарски дернув долбаную удавку на шее, максимально расслабляя. Эх, пора уже сваливать опять на съемную хату и жить самостоятельно, иначе, и правда, скоро изжогу наживу от чрезмерной опеки. Маму я обожаю и все понимаю насчет этого стремления заботиться, но я-то не мальчишка и не рукожоп какой-то, в состоянии и сам о себе побеспокоиться и обслужить во всех смыслах. Сразу после армии ведь поселился отдельно, но полгода назад после внезапной смерти отчима вернулся опять домой, чтобы приглядывать за совершенно растерянной в горе матерью. Но сейчас-то вижу, что она полностью оправилась, вон, подружки толпами со своими обязательными к пристройству замуж дочурками-хорошими-какими-девочками косяками пошли, сеструха мелких почти каждые выходные подкидывает на откорм и выгул, да и поклонник у родительницы нарисовался, ничего так вроде мужик.
А мне уже, край как, нужно свою личную жизнь в нормальное русло возвращать, так что точно пора съемом нового жилья озадачиться. Ибо я, прям пипец как, ненавижу трахать женщин не на своей территории, есть у меня такой пунктик. Чудится, что если тебя уже заволокли на вражескую жилплощадь, то строят некие планы, а я ни к какому планированию не готов еще. А в родительский дом жертву соблазнения приводить я вообще ни разу не сумасшедший. Мало того, что взрослому мужику откровенно стремно жить с мамой (тук-тук, сынок, а вам, может, чайку? А покушать? Может, покажешь девушке свои спортивные награды? А детские фото? Буээээ! Прощай, эрекция), так потом придешь как-то с работы, а твое увлечение прошлой недели с мамой пельмени лепит. И хорошо, если ты пришел не с новой жертвой… Чур меня, еще не нагулялся, и царапины от ногтей на роже, п*здец, какая болючая и долгозаживающая хрень. Так что, буду уже сегодня у парней спрашивать, может, кто в курсе насчет сдающихся поближе к офису хат, тем более точно знаю, кого я хочу привести в нее первой. Пох, что согласие объекта типа не светит, я не я буду, если мою Черную Льдину не увижу голой в своей постели.
Спустившись на три этажа, я остановился и прислушался, убеждаясь, что мама не вышла на площадку понаблюдать за удачным спуском по лестнице сыночки и нажал на звонок перед дверью обшитой драным рыжим дермантином.
– Не заперто! – по обыкновению отозвались изнутри, и я вошел в прихожку, чуть поморщившись от табачного тяжелого духа, намертво въевшегося в местные стены.
– О, Михась пришел! – приветствовал меня Сашка Логинов, наш сосед года на три младше меня, с которым мы приятельствовали, и хохотнул, заметив мою ношу. – И как всегда не с пустыми руками.
– Тихо ты! – рыкнул я на него и протолкнулся мимо его дрыщеватой фигуры на кухню, тут же споткнувшись о валяющуюся на полу бутылку из-под портвейна. – Блин, вы когда порядок хоть наведете, засранцы? У вас только если бутылки по хате все собрать и сдать, то можно жить безбедно следующие полгода, а то и спальное место новое прикупить. А то твои диваны уже навылет протраханы и дымом от травы так пропитались, что можно обивку в косяки сворачивать и курить – точно торкнет.
Сашка жил один, отдельная квартира этому везучему паскуднику досталась от умершей бабки, и он превратил ее в место паломничества околотворческого молодняка. Хотя практически любому пришедшему с бухлом, жрачкой, травой и просто интересной беседой под кофеек с сигаретой тут были рады. И как-то так везло парню, что ни буйных, на наглых, способных переполнить чашу терпения соседей, к нему не захаживало. Так сидели, пили-курили, на гитарах бренчали, потрясая длинными сальноватыми патлами, групповушки устраивали с утонченно-отвязными девицами из своего кулька, никому этим жить не мешая. Эдакий притон, конечно, но по лайтовому варианту, без чернухи и экстрима. Я и сам тут раньше зависал, бывало, но потом выяснил опытным путем, что всему коллективному предпочитаю индивидуальное. Опять же нет лишних поводов посещать венеролога.
– О, спасибо тебе, щедрый белый человек! – сложив молитвенно руки у груди, поклонился мне Сашка. – Благодарю тебя, что не даешь зачахнуть с голоду презренному менестрелю!
– Смотрите банки не побейте, завтра за посудой зайду, – предупредил я, выставляя на заставленный стаканами и пепельницами стол свое продовольственное пожертвование для будущей культурной элиты страны. – Жрите на здоровье. Я умчался.
– Спасибо, Михась, вот, правда, от души! – крикнул мне уже без всякой клоунады Сашка, но я оборачиваться и задерживаться не стал. В шмотье местное амбрэ въестся, и потом полдня народ в офисе станет принюхиваться и морщиться.
В дверях подъезда столкнулся с Наташкой Литвиновой, моей бывшей одноклассницей, которая уже успела обзавестись двумя, походу, перманентно орущими спиногрызами и мужем-долбо*бом, которому мне пару раз мозги вывихнутые чрезмерной дозой пивандрия вправлять случилось. Жаль, что самой Наташке так же нельзя, как и большинству баб, вздыхающих вокруг с жалостью, но и не думающих ее поддержать не в сраном «у них же дети, надо терпеть», а в том, чтобы пнула своего пивозавра под сраку. Вот почему такая странная херня – бабу с мужем бездельником и алкашом все жалеют, а решительная разведенка, что никому не плачется и терпеть не хочет – стерва, так ей и надо. Вот как Анька, сестра моя старшая. Терпела – была для всех «бедная Анечка», а как перестала – гадости пошли разных вариаций от «у нормальной жены муж не бухает и не гуляет» до «да кому она теперь с двумя прицепами нужна, еще и с характером стервозным таким».
Наташке я помог поднять по ступенькам крыльца коляску и два баула с продуктами и утрамбовать все в лифт, пока она одного мелкого пешком туда затягивала, а второго помладше на себе. Кивнул на тихое «спасибо» вкупе с опущенным взглядом и стыдливо вспыхнувшими щеками и матернулся только когда двери лифта захлопнулись. Вот, бля, почему ей стыдно из-за своей задроченности и необходимости нуждаться в чужой помощи, а этому ее мудиле, что наверняка сейчас дома в диване дыру пролеживает – нет? Нихера мне это не понятно.