Сойкина Ворона
Шрифт:
– Вы же знаете, Евгения, о таком переживать не стоит. Мы своих всегда прикроем, а к рассмотрению принимаем только сколько-нибудь обоснованные претензии. Еще что-то?
– Да. Но это не относительно данного задания.
– Слушаю.
– Я бы хотела впредь не попадать на тренировках в пару с Михаилом Сойкиным.
– Причина?
– Сугубо личная.
Корнилов очень внимательно, прямо-таки въедливо посмотрел на меня, заставив таки поменять позу, откинувшись на спинку и выдав нервозность.
– Раз уж вы подняли эту тему, то могу я говорить прямо, Евгения? – я кивнула. – Я обратил внимание, что между вами и Сойкиным есть некое не рабочее напряжение. Обоюдное.
Надо же, заметил. А я думала, что идеально это удается скрывать.
– А так же, я уверен, что данное напряжение не сказывается негативно, а наоборот работает в качестве эволюционного фактора в вашем самосовершенствовании как личного охранника. Тренирует вашу устойчивость к любым вторжениям в личное и способность управлять собственными эмоциями, трезво решая позволить ли его и до какой степени. Но если вы считаете, что вам это не нужно или происходит нечто чересчур…
– Нет, ничего чрезмерного. Просто мне казалось, что личное отвлекает.
– Безусловно. Мы ведь не набрали роботов, вы все живые люди, и у вас всегда будет нечто личное и отвлекающее.
– Ок, я поняла, Михаил Константинович. Снимаю свою просьбу.
– Хорошо, Евгения. Тем более, что вам есть что почерпнуть, как рукопашнику исключительно спортсмену от носителя более… хм… упрощенного и близкого к уличному стиля. Как и ему от вас поучиться хорошей технике.
– Ладно. Я поняла. Могу идти?
– Еще одну минуту и замечание, которое вы имеете полное право проигнорировать. Евгения, думаю, нет особого смысла говорить вам, что внутренние и внешние запреты чаще всего и являются источником копящегося напряжения для людей, не так ли? – я опять кивнула. – Не сочтите меня беспардонной сводней, боже упаси, но напомню вам, что в «Орионе» нет никакого запрета на личные взаимодействия между работниками. В разумных пределах, само собой, и до того момента, когда это не способно стать причиной конфликта.
Это, блин, что? Мой шеф советует мне без прикрас трахнуть Сойкина и тем самым избавиться от того самого зуда запретного плода? Или намекает, что мне в принципе неплохо бы позволить себе оттяг, а то на лбу надпись «баба неудовлетворенная» проступать начинает?
Годовалой почти продолжительности отношения с Павлом завершились со скандалом через неделю после начала еще моего обучения в «Орионе». Стоило ему узнать именно о составе коллектива, не особенно даже интересуясь будущей спецификой моей деятельности, и он категорически потребовал моего отказа от трудоустройства в «рассадник голодных кобелей».
– Это позор какой-то, а не работа для порядочной девушки. Забудь и думать об «Орионе»!
Смешно. Девушек, что, залив слегка глаза для меньшей взыскательности, снимают мужиков в барах исключительно для удовлетворения физиологических потребностей организма обычно порядочными не называют. И что-то его моя прежняя пахота в качестве уборщицы совершенно не беспокоила.
– Послушай, у нас не те отношения, чтобы ты мог что-то требовать. Напоминаю: ты сам женат, и мы встречаемся один-два раза в неделю исключительно ради секса.
– Ах вот в чем дело! – взвился Павел. – Я так и думал, что это начнется рано или поздно! Вы, бабы не можете без этого.
Уточнить – без чего конкретно – я тогда не успела, оглушенная многозначительным хлопком двери за ушедшим. Звонить или писать не пыталась. А шесть дней спустя обнаружила любовника на лестничной площадке под своей дверью в компании с большим чемоданом.
– Жень, я все обдумал, объяснился с женой и пришел к тебе насовсем, – заявил Павел, потянувшись обнять меня.
– Зачем? – удивилась, отступая от него.
– Ну не злись, Жень, я же все понимаю. Я год тянул, и это было некрасиво по отношению и к тебе, и к Асе. И ты молодец, что дала мне четко понять все этим своим «Орионом».
Угрызений совести за то, что спала с чужим мужем, не испытывала. Я никакими обязательствами не связана, ни на что не претендовала, так что моральные аспекты этого не ко мне. Познакомились когда-то в баре, свое семейное положение Павел не афишировал, я – не интересовалась, потому что планов на его счет не имела, так что плевать.
– Паш, я хочу работать в «Орионе» потому что действительно этого хочу, никак с тобой данный факт не связан и ни от каких действий твоих не изменится. И совместную жизнь с тобой я не планирую.
Вслед за этим последовала безобразная сцена, с истерическими обвинениями меня в разрушении его привычной жизни и почему-то в меркантильности. В конце он даже попытался меня ударить. Естественно очутился лежащим на щербатом кафельном полу лестничной площадки, где я его и оставила, уйдя в квартиру. С того момента Павел больше не звонил и не появлялся.
Трижды после этого я выходила в бар с целью одноразового знакомства, но черт знает почему ничего не срасталось даже на одну ночь, хотя подходящих вариантов хватало. Неужто дело как раз в том, о чем и сказал Корнилов? В том, что мой внутренний запрет в отношении Сойкина работает как запрет всего в принципе и ведет к накоплению напряжения и раздражения? Ну почему на Сойке-то сошлось? Я же не романтичная малолетка, чтобы верить в возможность внезапной влюбленности с первого взгляда или с десятого, да хоть с сотого. Я вообще не влюблялась в этой жизни, натура не та. Тогда откуда этот конфликт животной тяги, реализовать которую проще простого с… чем? С пониманием того, что для Сойкина это тоже исключительно сексом и будет? Ну так того и надо, казалось бы. Тогда почему стоп? Ладно, об этом я подумаю после задания.