Союз летящих
Шрифт:
Полковник долго молчал, тяжело глядя в лицо тайри. Потом поднялся и вышел из помещения.
Евгений приехал сразу, по звонку. Странно -- обычно Марченко приходилось долго просить, назначать время, он всегда был загружен донельзя...
Он отказался входить в кабину, откуда велось наблюдение за пленной. Странное нелюбопытство к этой монстрихе, которую сам же и помог отловить. Лисицын беседовал с Евгением в собственном кабинете.
– Что можно сделать?
– спросил он, - я верю, у тебя есть способы. Черт возьми, я не могу теперь отпустить ее просто так!
Евгений помолчал несколько секунд, и вдруг лицо его залила бледность, в буквальном смысле залила волной, кожа словно посерела.
– Эту девушку нельзя отпускать ни в коем случае, - он говорил обычным спокойным тоном, который не вязался с жесткостью фраз, - Она исключительно опасна. Мне очень жаль, Виталий, но девушку придется ликвидировать.
Лисицын мимолетно поразился самому наличию таких профессиональных выражений в словаре целителя и проповедника ненасилия. Впрочем, какая разница -- убить, уничтожить, замочить, ликвидировать? Как ни скажи -- смысл один и тот же.
– Чем именно она опасна?
– Она...
– целитель пошевелил губами, - она опасна. Это все, что я могу сказать. Если ты отпустишь ее, это будет катастрофа не только для России, для всего человечества.
– Откуда у тебя такие сведения?
– напрямик спросил Лисицын.
– Мне это передали, - лаконично ответил целитель. Полковник снова ощутил знакомое раздражающее бессилие. Вот как общаться с человеком, который непрерывно получает информацию откуда-то из астрала, и ты не знаешь ее источника, но тем не менее должен почему-то слушаться... и ладно бы еще в пустяках. Но ведь человека, как он выражается, ликвидировать... да еще и человека из очень могущественной организации.
– Уничтожение не будет опасным для тебя или кого-то другого. Ее организация ничего не сделает тебе. А вот если ты ее отпустишь, последствия непредсказуемы.
– Ну ладно. Я не собираюсь ее отпускать. Но раз уж мы ее держим, так надо извлечь из этого какую-то пользу.
– Я хотел только подчеркнуть серьезность положения. Уже через несколько часов ее могут найти. Тогда будет поздно. У нас осталось немного времени. После этого ее необходимо уничтожить. Лучше всего просто противотанковыми гранатами. Я объясню -- как. Действовать надо очень быстро...
Лисицына чуть передернуло. "А ты-то, гнида астральная, видел хоть раз, как человека рвет на куски?" Лисицын вот видел. Ладно. Если надо -- применим оружие. Сейчас не о том.
– Я понял. Но у нас есть несколько часов. Ты должен подсказать, как мне добиться от нее сотрудничества. Ты говорил, что входить к ней опасно, я входил.
– Напрасно, - коротко ответил целитель.
– Хорошо, но скажи, что мне делать? С уговорами ничего не вышло. Есть какие-то средства на нее надавить?
Целитель молчал примерно минуту, устремив взгляд в никуда.
– Например, боли она не чувствует, как я понимаю? Или все-таки...
– не выдержал полковник.
– Она чувствует чужую боль, - ответил целитель наконец.
Видно было, что говорит он словно через силу.
– Надавить на нее можно, только создав невыносимую этическую ситуацию. Ты должен взять человека... любого человека. Поместить его в наблюдательной кабине, это важно. Это единственное место, которое она ощущает, несмотря на изоляцию. И этого человека...
– лицо Марченко скривилось. У Лисицына появилось ощущение, что он не хочет говорить, но какая-то сила заставляет его.
– Я понял, - спокойно сказал полковник.
Откинулся на спинку хорошего кожаного кресла.
– Человеку должна обязательно угрожать смерть, - обычным бесстрастным тоном продолжил Марченко.
... он получает информацию от такого же монстра, каким является эта девушка. Почему бы, кстати, ей не установить такую же связь с самим Лисицыным? Нет, не то... Очевидно, хозяин Марченко решил таким образом, через Лисицына свести счеты с девицей. Отсюда и требование ее уничтожить. А что это за хозяин? Кто это? Лисицын восстановил в памяти кабинет Марченко, фотографию на стене... и вдруг понял -- кто. "Ты и сам поймешь, Виталий, если подумаешь". Да, решение лежит на поверхности.
Но что это дает ему, Лисицыну? Предположим, ему известно даже имя хозяина Марченко -- земное имя. Ну и что? А что это за тип? Чего он хочет?
... Марченко ведь спас его. Восстановил спинной мозг, позвоночник, сделал полноценным человеком -- иначе догнивал бы сейчас Лисицын на койке... Марченко -- целитель, лечит людей, никому не причиняет зла. Практически святой. Потому и предложения, уместные для отмороженного армейского офицера в горячей точке, в его устах звучат так дико -- непредставимо, чтобы Марченко был способен обидеть хотя бы муху. Кстати, и о его хозяине ходят слухи -- дескать, чудотворец, спасает людей, делает много хорошего, создал благотворительный фонд...
Ладно, слухи слухами. Но ведь Евгений и правда спас Лисицыну даже больше, чем жизнь...
– Хорошо, - сказал полковник, - я понял. Я сделаю.
– Речь идет об очень важных вещах. И еще... если ты ее отпустишь, ты сам будешь убит в течение нескольких часов после этого.
Марченко никогда не убеждал, не доказывал. Он просто говорил -- спокойным безмятежным тоном, без напора. И его слушались. Лисицын знал, что и на этот раз послушается Евгения
Просто потому, что иного выхода нет.
Девушка с собакой шла по Купчинской улице, и прохожие оглядывались на нее.
Во-первых, из-за собаки -- пес был необычайно красивый и благородный, породистый, ухоженный, огромного роста, но очень интеллигентный на вид. Королевский угольно-черный пудель в изящной стрижке трусил рядом с хозяйкой без всякого поводка, не отвлекаясь и не отходя ни на шаг. Если присмотреться, создавалось даже такое впечатление, что девушка и собака как бы разговаривают мысленно между собой -- такими слаженными были их движения. Временами пес поворачивал благородную морду к хозяйке, и она тоже смотрела на пуделя -- они будто обменивались мысленными репликами. Хотя девушка грубо нарушала правила содержания собак в городе, не надев на пса ни поводка, ни тем более, намордника -- никому не приходило в голову этим возмутиться. Поводок для этой собаки казался совершенно лишним приложением, а надеть намордник было бы кощунством.