Союз нерушимый
Шрифт:
И были события, описанные Булгаковым в "Белой Гвардии" — осада Киева войсками новосозданной Директории. Когда жизнь Гетмана спасли лишь немцы, категорически потребовавшие от всех "нихт шиссен" пока мы не уйдем, ну а после разбирайтесь меж собой как хотите. Причем последние оставшиеся верными гетману сердюки сначала заключили тайное перемирие с петлюровцами, "стрелять в воздух, а не друг в друга", а после с облегчением наконец перешли на сторону победителя. Но век Директории оказался еще короче, чем у ее предшественницы — сначала была малоизвестная украино-польская война 1918-19 годов, когда Петлюра сцепился с Пилсудским, затем был поход на юг Красной Армии, аж
Под вагоном территория
А в вагоне Директория.
И снова фронт катился по Украине — наступление Добровольческой Армии Деникина осенью, контрудар Красной Армии до Перекопа. Польское наступление двадцатого, когда паны взяли Киев. И красный бросок на запад, "даешь Варшаву, даешь Берлин".
А при чем тут Оперный Театр? А не было в Киеве комплекса правительственных зданий — и что делать, если нужно перед народом (или хотя бы избранными представителями) провозгласить? Так что кого только не видел и что только не слышал этот зал, всего за три года, с семнадцатого по двадцатый! И лишь после окончательного установления Советской Власти на Украине, театр стал лишь театром, как и должно быть.
Здесь тридцать три года назад убили Столыпина. Здание с тех пор сохранилось неизменным, в тридцатые его хотели перестроить "в пролетарском стиле" — но ограничились снятием с фасада бюстов царских композиторов и пристройкой с тыльной стороны репетиционного зала. В тридцать девятом театр получил имя Шевченко. В войну коллектив был в эвакуации в Уфе и Иркутске, весной сорок четвертого вернулся в Киев.
В этот вечер играли "Наталку-полтавку". Но главное событие происходило не на сцене, а в курительно-туалетной комнате, где спорили два человека. Охрана, стоящая снаружи у дверей, и не пускающая посторонних, не в счет.
— Вы что, ох…ли? Мы так не договаривались! — Кириченко взмахивал руками, и казалось, готов был прыгать — флаги, это еще ладно, было такое и раньше, между своими. Но про "москалей поганых", зачем? А эта возмутительная выходка с краской?!
— Ну так они же дети, что взять? — собеседник Первого Секретаря КПУ был спокоен — сговорились, решили проявить самодеятельность. Ваши же не станут арестовывать их и гнать в гулаг? Можете сказать московской сучке, что они раскаялись и больше не будут.
— Да черт с детьми! — почти орал Кириченко — вы что, не понимаете, как меня подставили? Если она там доложит? За меньшее — можно по расстрельной статье загреметь! И свидетелей полный зал!
— Так это ведь ваши свидетели — усмехнулся собеседник — сами не донесут. И повторяю, вы-то в чем виноваты? В утвержденной вами программе ничего нет? Ну а за чужую инициативу, ну загремите вы максимум вслед за вашим другом и покровителем Хрущевым, в какой-нибудь Ташкент. Другого вам надо бояться, Алексей Илларионович — если наши дела вылезут наверх. Тогда уж простите, вас никто и ничто не спасет! Но не беспокойтесь, уж я-то засветиться не больше вашего заинтересован. Конечно, если меня не арестуют — тогда я молчать не буду.
— Вы можете просто умереть — сказал Кириченко — сопротивление при задержании, или попытка к бегству.
— Еще убийство на улице неустановленными личностями — ответил человек, по виду зажиточный селянин, в потертом городском костюме поверх вышиванки — но не советую. Во-первых, у нас осталось подробное описание наших с вами дел, с документами, и списками свидетелей, или даже их показаниями — а это, даже за чисто экономические дела, высшая мера, по вашему закону. Во-вторых, всех наших людей в вашем окружении не знаю даже я — вы хотите, чтобы после пришли к вам, и к вашей семье? На охрану не надейтесь — поскольку любой там может оказаться нашим. А Первый Секретарь, это все ж фигура публичная, вам надо иногда и на всяких мероприятиях выступать. Думаете, вас не достанут?
— Будьте прокляты — сказал Кириченко — вы же проиграли эту войну! Зачем вам все это? Я ж готов был дать вам все, что вы просили.
— За одним малым: командовать парадом вы оставляли себе — заметил гость — а нас это категорически не устраивает. И проиграли не мы, а неудачник Адольф — так союзники, это величина переменная. Уж простите за сегодняшнее, ничего личного — но вам надо было показать ваше место. Или нам завтра на Крещатике подобное организовать? Или же, допустим, вы труп этой москальской сучки найдете — и как тогда оправдаетесь?
— И чего вы добьетесь? — спросил Кириченко — не будет меня, пришлют другого. Вы всерьез верите, что Сталин смирится с самостийной Украиной?
— Надеемся на ваше благоразумие — ответил человек в вышиванке — сидите как прежде, исполняйте обязанности. И совершенно необязательна "самостийность", по крайней мере пока — пусть номинально Москва будет править. При чем тут реальная политика на местах? Идеальный симбиоз, равновесие — тому, кто сидит в Кремле, виден послушный "наместник", и ничего более, мы обеспечиваем внутренний порядок, а вы, чтобы никто не лез в наши общие дела. И все довольны, все спокойно.
— Так было раньше — сказал Кириченко — эта реорганизация…
— А вот тут, если вы хотите усидеть на месте, а не вылететь в какую-нибудь тьмутаракань, мы должны работать в одной упряжке! — резко ответил гость — и я надеюсь, что Сталин тоже разумный человек и не захочет получить массовое народное выступление в братской славянской республике, вкупе с предъявлением ему ультиматума от своей же верхушки, угрозой получить такие же беспорядки в других ССР, послевоенной разрухой и очень сложной международной обстановкой? Зачем — если проще смириться и нас не трогать? И будет, как я только что сказал — да ведь и Вождь ваш не вечен? А если после него в Кремле сядет кто-то слабее, или вообще коллективной демократией? Тогда абсолютно реально не только присоединить территории, до Волги и до Литвы, но и стать в государственном образовании, именуемом СССР, самым сильным звеном! Надеюсь, вы не настолько патриот-фанатик, чтобы противиться, если придется за поддержку некоторые не наши территории другим Державам отдать? Впрочем, это дело следующих лет — но мы не спешим. С начала века боремся — и знаем, что победа не близка. Но она будет, обязательно.
— Но я надеюсь, пока больше не будет эксцессов? Рано еще дразнить гусей.
— Если не считать таковым завтрашней встречи. Уж простите, но война любит деньги. Думаете, мы будем терпеть, что нас грабят, в такой момент?
— Меньше надо было воровать!
— А покажите мне потребкооперацию, где все было бы идеально чисто! Даже если это всего лишь коммерция, то не во время, ох как не во время! И меня настораживает, как подозрительно быстро выплыла "политика", раз копает уже не ОБХСС а ГБ. Надеюсь, вы понимаете, что вскрытие наших сетей на Юго-Востоке, это удар по нашим общим планам?