Создания смерти, создания тьмы
Шрифт:
— От Лизы есть известия?
По лицу его пробежала тень:
— Она по-прежнему с этими липовыми «слугами Христа». В прошлый раз она звонила и сказала, что с ногой все хорошо, просила еще денег.
За год до этого Лиза сломала ногу, катаясь на роликовых коньках, а спустя какое-то время «обратилась к Богу». Вулрич считал, что на нее так повлияло сотрясение мозга.
— Что, неважные у тебя дела? — прищурился Вулрич.
— Я жив-здоров. Вот приехал сюда. А теперь расскажи, что у тебя есть для меня.
Он надул щеки и медленно, с шумом выдохнул, собираясь с мыслями.
— Недалеко от Сент-Мартина живет
— Она ясновидящая?
— Если верить местным, она колдунья.
— А твое мнение?
— Местные полицейские говорили, что она несколько раз... помогала им... раньше.
— А теперь?
Мне принесли кофе, и Вулрич попросил налить ему тоже. Разговор продолжился после того, как официант ушел, а Вулрич одним глотком опорожнил полчашки, не обращая внимания, что кофе только с плиты.
— У нее с десяток детей, а внуков и правнуков вовсе не сосчитать. Часть живет с ней или поблизости, так что одна она не остается. У нее семейка побольше, чем у библейского Авраама, — он улыбнулся, но на этом шутки закончились, дальше в его рассказе веселью места не осталось.
— Она говорит, что некоторое время назад среди болот в протоке убили девушку, там в свое время промышляли какие-то уголовники. Она рассказала об этом шерифу, но ее словам особого значения не придали. Точное место она указать не могла, просто твердила, что в протоке убили девушку. По ее словам, та являлась ей во сне.
Нельзя сказать, что шериф совсем пропустил это заявление мимо ушей. Он дал указание своим ребятам приглядывать за болотами, а потом об этой истории забыл.
— А почему сейчас об этом вспомнили?
— Старуха говорит, что слышит по ночам плач.
Не знаю, смутили ли Вулрича собственные слова или ему стало не по себе от того, что скрывалось за ними, только он отвернулся к окну и вытер лицо носовым платком, огромным и не первой свежести.
— И это еще не все, — он сложил платок и затолкал в карман брюк. — Она также говорит, что у девушки... срезали лицо, — он с силой втянул в себя воздух. — А еще перед смертью ее ослепили...
Сначала мы направились на север, миновали торговый центр и устремились дальше к западной части Батон-Руж, с ее дешевыми закусочными для дальнобойщиков, игорными притонами и забегаловками, забитыми рабочими, дружно тянувшими ядовитое пойло: либо виски, либо пиво. Горячий, резко пахнущий гнилым болотом ветер, с яростью трепал ветви деревьев у обочин. После перекрестка мы поехали по дороге на опорах, которая и привела нас в болото. Атчафалайа — край кейджанов, чьи белые предки-французы некогда были насильственно переселены в эти места из Канады.
До этого я только раз бывал здесь. Мы приезжали сюда со Сьюзен, молодые и тогда еще счастливые. В кафе у пристани мы остановились перекусить. Я съел безвкусную курятину, а Сьюзен пыталась справиться с поджаренными во фритюре кусочками аллигатора, но мясо было настолько жестким, что оказалось бы не по зубам и его собратьям. Затем рыбак-кейджан повез нас прокатиться по болотам среди полузатопленного кипарисового леса. Кроваво-красное солнце низко висело над водой, и темные силуэты древесных
Но путь наш лежал не в Лафайет, с его мотелями, бензоколонками и возможностью вкусно поесть, где в ресторанах под музыку ансамблей кейджанов местные жители и туристы угощались пивом и зубаткой. Вулрич свернул с основной автострады на дорогу с двумя полосами, петлявшую по изрезанной протоками местности. А затем мы поехали не по дороге, а по колее, как оспинами, усеянной выбоинами с затхлой болотной водой и с тучами роящейся над ними мошкары. По краям этого подобия дороги росли кипарисы и ивы, а в просветах между ними в воде виднелись пни — следы очень давних вырубок. К берегу жались группами кувшинки. Когда машина сбавила ход и солнце осветило воду под нужным углом, я смог разглядеть в их тени неспешно плавающих окуней, нарушавших то там то здесь спокойствие воды.
Я слышал, что эти места в свое время давали приют лихим соратникам известного пирата Жана Лафита. Теперь на их место пришли другие: убийцы и контрабандисты. Протоки и острова служили для них удобным местом, где можно без риска припрятать героин и марихуану, а недра болот становились надежными могилами, когда требовалось буквально спрятать концы в воду. Среди буйной растительности в стойком смраде болот отыскать разлагающиеся тела было невозможно.
Мы еще раз свернули, в этом месте кипарисы нависали над дорогой. Под колесами машины загромыхали доски моста; во многих местах краска облупилась, обнажая дерево. На дальнем конце мостков я заметил чей-то огромный силуэт. За нами наблюдали: в тени деревьев четко обозначились белки глаз.
— Видел его? — спросил Вулрич.
— А кто это?
— Младший сын старухи. Она зовет его Ти Джин — Малыш Джин. Он не очень шустрый, но за ней присматривает. Они все за ней смотрят.
— А сколько их?
— В доме живет шесть человек: старуха, ее сын, трое детей от брака одного из старших сыновей, который три года назад погиб в автомобильной аварии вместе с женой, и дочь старухи. Еще пятеро ее сыновей и три дочери живут не дальше пяти миль отсюда. Ну и остальные местные жители также ее не оставляют без внимания и заботы. Она в этих краях своего рода владыка, матриарх что ли, — сила колдовства.
Я посмотрел на него, силясь понять, не шутит ли он, но на лице Вулрича не было и намека на улыбку.
Мы выехали на свободный от деревьев участок и подкатили к одноэтажному длинному дому, возвышавшемуся над землей на высоту ошкуренных пней, служивших ему опорами. Дом был старым, но его внешний вид говорил о том, что у него есть заботливый хозяин. Вход закрывала только проволочная сетка. Вдоль фасада тянулась веранда, скрывавшаяся за углом. На ней стояли несколько стульев, а на полу лежало множество разных детских игрушек. Из-за дома доносились голоса детей и плеск воды.