Созданы для любви
Шрифт:
– Тебе придется всю жизнь оглядываться, нет ли меня поблизости, – выкрикнула она. Теперь она плакала, и это было к лучшему: она наверняка предпочтет плакать в машине, а не за стеной номера в мотеле. Ее грусть свидетельствовала, что скоро она начнет справляться с горем. И будет думать о том, что он никогда больше не проскользит языком по ее усеянному родинками телу. О том, что все это он делал только ради ее денег.
Не то чтобы ему было неприятно с ней спать. Джаспер не знал, как ему следует относиться к тому, что ему нравился секс с этой женщиной. Как и с практически любой женщиной. Он и сам предпочел бы, чтобы ему нравилось не так сильно. Хотел бы относиться к сексу как к работе, как будто это была скорее проституция, чем мошенничество. Но секс не требовал усилий,
Когда его останавливали в аптеках и на заправках и спрашивали: «Кого вы мне напоминаете?», он отвечал: «Может быть, сына Божьего?» Сначала в ответ смеялись, потом восхищенно кивали. Ощущение, что с ним давно знакомы, было ключевым в его рабочей схеме. Фактор доверия был важнее всего.
Романтические отношения без тайного умысла его мало привлекали. Чувство уязвимости вызывало у него отвращение. Страдания из-за многочисленных разводов отца искорежили Джаспера так, как вода повреждает древесину: он остался тем же самым человеком, но его как будто размыло. В любой ситуации теперь всегда существовала опасность, что эмоции возьмут над ним верх. Он мог неожиданно засомневаться и отступить.
По телевизору воспроизводили смерть знаменитой актрисы – та погибла, катаясь на лыжах. На мотосани вертикально установили манекен для краш-теста, и он врезался в дерево с такой силой, что слетели напяленные на куклу шапка и парик. Камера приблизилась, и стало видно, что манекен упал в снег и распластался так правдоподобно, что напоминал настоящую женщину.
И тут Джаспера осенило. Почему бы не поехать куда-нибудь, где похолоднее? То, что привлекало его в местах пляжного отдыха, – общество, состоящее исключительно из людей, приехавших на время и предпочитающих анонимность (не считая рабочего персонала и богатых местных жителей) – могло быть характерно и для зимних курортов. Он вырос на юге, и его никогда не манили места, где было бы менее тепло и влажно, но, возможно, сейчас самое время распрощаться с жарой. Особенно после Элизабет. Вряд ли будет достаточно просто уехать в соседний штат, чтобы она потеряла его след.
Он аккуратно почесал яйца. Он не брил их уже несколько дней – с самого разрыва. Гладкая кожа всегда приятно удивляла женщин. «Такие нежные! – воскликнула Родинка в первый раз. – Я и не знала, что без волос они такие. Думала, кожа на яйцах похожа на кожу на локтях». Она зажала его мошонку между большим и средним пальцами и принялась перекатывать, как атласное украшение: «Кажется, что твои яйца сотканы из лепестков розы».
Это сравнение почему-то вызвало у него жалость к ней, как будто он навсегда испортил Родинку. Джаспер полагал, что через несколько месяцев, когда она немного оправится от потери – и денег, и иллюзий насчет их любви – и найдет нового парня, у того яйца будут волосатыми. Возможно, даже чересчур волосатыми. Наверное, такова ее судьба. Она тяжело перенесет эту перемену, рассуждал Джаспер, но, может быть, оно и к лучшему. Может быть, теперь волосатые яйца будут у нее ассоциироваться с безопасностью. Может быть, с безопасностью будет ассоциироваться все негладкое. Может быть, она будет специально покупать низкокачественные колючие простыни и однослойную туалетную бумагу без тиснения. На самом деле, еще во время их самого первого секса Джаспер подумал, что Элизабет сама виновата, раз не поняла смысл предзнаменования: что все это ускользнет сквозь ее пальцы так же легко, как проскальзывали его яйца.
Джаспер провел в прибрежном курортном городе почти год, то есть, учитывая его род деятельности, подзадержался. На протяжении нескольких лет он с несвойственной ему точностью проводил на одном месте полгода, а потом переезжал. Способность к самодисциплине не была ему свойственна; ему было скучно жить по расписанию, но эта скука хорошо вознаграждалась – ему было не по себе от того, что он ухаживал по графику, строил прочные отношения, основанные на доверии и любви, а потом разделял их на три части, как акты в пьесе. Формула окупалась, но навевала тоску. В конце концов он заметил, что задерживается все дольше, позволяет ситуации накалиться, подумывает о том, чтобы ввязаться во вторую аферу с кем-нибудь из наиболее легковерных.
Но, задержавшись на одном месте, он расслабился и, очевидно, стал отвлекаться: то, что Родинка его нашла – верное доказательство. Он стал небрежен. Он провел в одном городе целый год – это было недальновидно, а потому так захватывающе.
Теперь пора уезжать. Он встретит последний закат у моря и начнет собирать вещи.
Солнце спускалось к самым волнам, как будто бы становясь меньше и тоньше, но дневная жара все еще висела над землей, как будто придавленная крышкой неба, которую некому поднять. Джаспер заходил все дальше и дальше в воду, пока волны не захлестнули его плечи и подбородок, потом расслабился и, оторвав ноги от дна, обмяк. Вскоре остались только океан и солнце, неподвижная жара и бесконечный шум воды. Джаспер закрыл глаза и почувствовал, как эти две силы расплющивают его. Ему нравилось это отупляющее ощущение, которое возникало, когда уши оказывались под водой, и не было слышно ни единого звука. Член набух в вялой эрекции.
Вдруг что-то ударило Джаспера по лицу. Сильно. Так сильно, что все тело ушло под воду и ударилось о дно.
Самое время запаниковать. Но двигаться было трудно. В его голове звучал бесстрастный женский голос, довольно возбуждающий, снова и снова, четко, как во время диктанта, произносящий слово «удушение». Джасперу подумалось, что это вполне в стиле смерти – говорить таким сексуальным голосом, от которого люди прекращают бороться и сдаются.
Понемногу руки и ноги снова вышли на связь, хотя их немного саднило и покалывало, как будто они не хотели просыпаться. Джаспер смог сесть и вытолкнуть себя на поверхность. Он сделал несколько глубоких, возвращающих к жизни вдохов. Что это была за чертовщина?
Вода рядом с ним неожиданно пошла рябью; он распахнул глаза, и в них сразу затекла соленая вода с волос. Жгучая слепота вызвала настоящий ужас.
Неужели она увязалась за ним на пляж?
«Элизабет? – взволнованно позвал он. Живот скрутило. – Милая, я рад, что ты пришла. Ты права, надо поговорить».
Перед глазами все плыло, но он попытался разглядеть, что ему угрожало; колыхание воды не давало понять, куда следует смотреть. Затем он почувствовал, как нечто коснулось его бедра: что-то двигалось в воде рядом с его ногами.
Джаспер отшатнулся. Страх и жалость к себе сдавили грудь. Что-то ткнулось ему в пах. Он представил Элизабет в водолазном костюме, стоящую на коленях на дне океана и держащую наготове струну от фортепьяно. Элизабет, которая собиралась его кастрировать.
Он должен выбраться на берег.
Джаспер заработал руками. Его охватило чувство, словно над ним жестоко и мучительно издеваются. Что-то швырнуло его на несколько метров от берега, так что голова ушла под воду. Он вынырнул и закашлялся.
«Родинка, умоляю!» – взвыл он, а потом взвыл снова – на этот раз от отчаяния: он случайно выкрикнул ее тайное прозвище. Если она и сомневалась, следует ли пойти до конца и лишить его мужского достоинства, то теперь Джаспер только прибавил ей уверенности. Она могла осуществить свое намерение в любую секунду. И тогда ему, евнуху, придется покончить с собой, и все из-за длинного языка. Если бы только он сказал «Лиз, умоляю». Если бы он заговорил с ней понежнее, то, возможно, он смог бы избежать последствий. Он почувствовал, что его снова утягивают под воду. На этот раз тяжелые удары, приходящиеся по бокам, не давали ему вынырнуть. Прошла почти минута, прежде чем его мозг смог определить виновника – это что, гигантская рыба? От недостатка кислорода поле его зрения по краям окрашивалось в бледно-розовый, но теперь он видел, что на него напала не Родинка, но и не акула или какое-то другое глубоководное чудовище. Нет, это был дельфин. Джаспер не сомневался в этом: существо определенно выглядело, как дельфин, но почему оно на него напало? Еще немного, и Джаспера закрутят до смерти.