Создатели нового мира

Банников Иван

В момент первого знакомства с новой родиной я испытал настоящий ужас от созерцания жуткого опасного мира, который мы дерзнули подстроить под себя. В тот момент наша грандиозная цель, подкреплённая научной и технологической мощью Корпорации, казалась совершенно нереальной и невыполнимой. А уж когда с неба полил обильный дождь из серной кислоты – то и вовсе безнадёжной…

С самого начала терраформирования неверие в успех миссии было основным, но не единственным врагом, который грозил сорвать её. Второй проблемой стало невыносимое одиночество,

на которое мы сами себя обрекли, согласившись дежурить по одному, чтобы экономить наши жизни. Оказалось, что в окружении враждебного мира многие из нас стали испытывать навязчивые страхи, в психике появились пугающие явления.

Во время третьего цикла дежурств Илья-шестнадцать распахнул внешний шлюз и вышел наружу без скафандра. Он бормотал что-то о зелёных полях и прекрасной девушке, которая звала его к себе, сообщая, что миссия закончена. К счастью, его спавшие напарники находились в отдельном герметичном помещении и остались живы, хотя теперь из-за участившегося дежурства они должны были финишировать в более солидном возрасте, чем все остальные.

Тогда компьютеры станций приняли во внимание новую угрозу и перестроили всю работу, в большем объёме загружая дежурных всяческими заданиями.

Мне же преодолевать страх и бессонницу помогали физические упражнения на тренажёрах, которые были предусмотрительно установлены в общей комнате отдыха. Но, к сожалению, и у меня случались срывы. Со стыдом я вспоминал те разы, когда не выдерживал и обдирал ногти о запертую дверь Спальни, взывая к спящим коллегам и умоляя их выйти ко мне. Этот позорный вой навсегда остался в записях журнала событий станции, и мне было противно от мысли, что когда-нибудь кто-нибудь начнёт их просматривать и увидит преступную слабость создателя нового мира, которым я гордо именовался.

В целом же мои дежурства можно было назвать удачными и сносными. К тому же, хотя поначалу деятельность станций казалась совершенно незаметной, после десятого-одиннадцатого цикла дежурств все мы заметили, что терраформирование наконец-то сдвинулось с мёртвой точки, и атмосфера начала, хоть и неохотно, но понемногу меняться. Неверие в успех миссии оказалось повержено, и даже у самых большие скептиков, к числу которых относился и я, появилась надежда на благополучное завершение.

***

Я проснулся в шестнадцатый раз.

Открыл глаза и посмотрел мутным взглядом на крышку анабиозной камеры. В Спальне было темно и, естественно, очень тихо.

Сердце пока билось неохотно, понемногу разгоняя холодный заменитель крови и препараты, которые капсула вколола в плечо для пробуждения.

Послышалось чуть слышное жужжание, и я почувствовал ещё один укол, который должен был привести все функции организма к нормальной физиологической норме. Затем капельница впилась в вену на внутренней стороне локтя, и началась замена антифриза моей собственной кровью, изъятой при засыпании.

Двигаться пока было нельзя, и я просто лежал, смотрел на крышку и прислушивался к дыханию и сердцебиению.

Чтобы убедиться в нормальном функционировании мозга, я принялся считать.

У меня шестнадцатая смена… Один полный цикл дежурств всей команды составляет двадцать смен по полгода, то есть десять лет. Я седьмой в списке из двадцати человек… Значит, с момента высадки на планете прошло… Пятнадцать раз по десять лет – сто пятьдесят… Плюс три года. Сто пятьдесят три года!

Я с радостью воспринял способность нормально размышлять, что свидетельствовало о моём стабильном состоянии.

Капельница отсоединилась, загорелась зелёная лампочка, и крышка капсулы начала подниматься с лёгким свистом, подавая сигнал, что теперь можно начинать двигаться.

Я потянулся с неприятным хрустом в суставах, стараясь почувствовать каждую конечность. Потом со стоном сел.

Освещение в комнате начало разгораться очень медленно, чтобы не травмировать зрение. Я посмотрел на большой циферблат электронных часов, одиноко висящий на белой стене, и нахмурился. Каждый раз моё дежурство начиналось в девять утра. Сейчас же табло показывало первый час дня.

Это мне жутко не понравилось. Так сильно не понравилось, что сердце забилось учащённо. А ещё мне очень не нравилось, что впервые после пробуждения у меня очень сильно болела голова. По идее это могло сигнализировать о том, что процесс пробуждения был осуществлён экстренно, по ускоренному алгоритму.

Что происходит, чёрт побери?!

Я аккуратно повертел головой из стороны в сторону, потом закрыл глаза и начертил кончиком носа цифры от нуля до девяти. Затем с закрытыми глазами поочерёдно коснулся носа указательными пальцами. С координацией было всё в порядке.

Я пошевелил ногами и попытался сложить их в коленях. Мышцы казались деревянными и какими-то чужими.

– Добрый день, гражданин Павел-восемнадцать, – внезапно раздался нежный женский голос, и я вздрогнул от неожиданности. Только спустя несколько секунд из мутной памяти всплыло воспоминание о станционном компьютере.

– Добрый, – я машинально поздоровался в ответ, хотя ничего доброго в своём странном неправильном пробуждении пока не видел.

– Ваша смена началась, – радостно объявил компьютер, постепенно делая освещение в Спальне ещё ярче. Я поморщился от боли в глазах и даже закрыл их ладонью. – Вам необходимо быстро привести себя в порядок и проследовать в комнату управления, где вас ожидает внеочередная задача.

Я напрягся и с кряхтением принялся выбираться из капсулы.

– Какая сегодня погода? – задал я свой традиционный, даже ритуальный вопрос.

– Сегодня в нашем секторе относительно нежарко – плюс семьдесят пять градусов в тени, – сообщил компьютер, открывая дверь Спальни и включая освещение в коридоре.

Я встал на ноги и немного постоял, испытывая неприятные покалывающие ощущение в икрах, щиколотках и пятках. Потом окинул взглядом остальные девятнадцать капсул, в которых спали коллеги.