Созерцатель скал

Кораблев Евгений

Лошадь уперлась, как вкопанная. В сумерках трудно было рассмотреть, что с ней. Цырен спросонок стегнул ее. Лошадь рванула... Неожиданно под санями раздался глухой треск... Оба путника быстро спрыгнули с саней. И было время. Конь уже погрузился в полынью.

– Пропарина! – испуганно вскричал Цырен. – Тут она и есть каженная. Толь что думал... Руби гужи! Распрягай!

К числу многих удивительных явлений, совершающихся на море, относятся так называемые «пропарины». Из года в год, на одних и тех же местах – у мыса Кобылья Голова, Голоустинского, Кадильного, в Малом море около Ушканьих

островов, Святого Носа, у дельты Селенги – около весны на льду появляются «пропарины» – дыры. Сначала бывает одна, потом целые гнезда. Все увеличиваясь, они сливаются в громадную полынью. На значительное расстояние вокруг них лед подтаивает. Опасность велика тем, что еще до появления пропарины лед в этих местах настолько подтаивает снизу, что делается непрочным.

Опомнившись, старик быстро сообразил, что делать. Рискуя сам свалиться в полынью, он кинулся к лошади и, повиснув над водой, распустил хомут. Булыгин, действовавший по его указаниям, тем временем оттаскивал сани дальше от края полыньи.

Конь с налитыми кровью глазами, чувствуя приближение смерти, с храпением судорожно кидался на лед, бил копытами, обламывая подтаявшую льдину еще больше, и скоро полынья увеличилась в размерах.

Помощь требовалась немедленная и решительная.

Рецепт у старого бурята оказался прост, но жесток. Он торопливо сделал из вожжи петлю-удавку. Накинул Рыжке на шею и затянул. Задавленная лошадь забилась и погрузилась в воду. Но воздух, оставшийся в ней, сейчас же заставил ее всплыть наверх. Она появилась на воде боком, без движения.

Между тем профессор, отступив подальше от полыньи, вырубил по указанию старика во льду две ямки. Привязав к середине саней веревки, прикрепленные другим концом к Рыжке, и действуя санями, как рычагом, нерполовы вытащили неподвижную лошадь на лед. Развязав ее, распустили удавку. Цырен начал с яростью хлестать лошадь кнутом.

Боль вызвала, наконец, Рыжку к жизни. После нескольких жестоких ударов она вдруг задергалась, потом, судорожно пошатываясь, поднялась на ноги.

Напуганные нерполовы долго не могли успокоиться.

– Сроду такой оказии не случалось, – вздыхал Цырен, нерповавший лет тридцать.

Было уже совсем темно, когда добрались до заранее облюбованного бурятом места и наскоро поставили на льду балаган.

Напившись чаю, охотники завалились спать, намереваясь подняться на рассвете. Старик скоро захрапел так, что дрожали тонкие стенки балагана, а Булыгин, взволнованный происшествием, не мог сомкнуть глаз.

XI. Хэп

Утром поставили балаган по-настоящему, хорошенько укрепили его и отправились на разведку нерпы.

Хорошо было морозное свежее утро. Под весенним солнцем море сверкало ослепительной белизной. Снег во многих местах уже сошел, и лед покрылся, по местному выражению, «чиром». Он был так бел, что глазам становилось больно.

Чтобы не выделяться на этом фоне и быть незаметным для подозрительного, пугливого хэпа [45] оба нерповщика надели поверх тулупов белые коленкоровые балахоны и такие же шапки. Кроме того, захватили войлочные наколенники и маленькие саночки с белым парусом, на случай, если придется «скрадывать» хэпа и ползти по льду. Саночки с поставленным парусом в этом случае служили бы им прикрытием.

45

Хэп – нерпа, по-бурятски.

Белые костюмы охотников сливались с блеском белой пустыни. Собака с радостным лаем понеслась вперед.

Отойдя с километр, старик услышал в ее лае какие-то новые ноты: тявканье и повизгивание.

– Пропарину нашла, – радостно заметил он и ускорил шаги.

Действительно, через несколько минут ходьбы они увидели на льду большое круглое отверстие. На незначительном расстоянии от него находилось еще пять штук меньших.

Старик наклонился и почмокал губами:

– Ну, и хитер же хэп!

Профессор понял, что бурят хотел сказать. В этом году Байкал был покрыт необыкновенно толстой ледяной крышей, месяц назад доходившей чуть не до полутора метров. Но хэп «продышал» лед насквозь. В такие дыры зверь высовывается, чтобы захватить воздуху, и выбирается полежать на ледяной крыше под лучами весеннего солнца. Он начал «продувать» себе двери, едва Байкал покрылся льдом. А потом он не давал отверстию сильно замерзать: таким образом получилось это круглое окно.

– Большой хэп! – сказал старик. – Такого прометом не возьмешь.

Он поставил около продушины веху, чтобы легче было вечером отыскать ее. И оба отправились за собакой дальше.

Километров пятнадцать исходили они в тот день по льду, не встретив больше ни одной пропарины. Придя вечером к балагану, старик захватил промет и с помощью профессора поставил его около найденной продушины.

Промет представлял из себя сеть из конского волоса, длиной около десяти метров и шириной три метра. На расстоянии метров четырех от пропарины Цырен вбил в лед кол, привязав к нему толстую веревку. К концу веревки, около дыры, была прикреплена самая сеть. Сеть он пропустил под лед в направлении, где больше тороса.

Наутро, торопливо позавтракав, нерполовы пошли смотреть промет. В нем ничего не оказалось.

– Хитрый, старый, не идет! – выругался Цырен.

Потом они снова отправились искать пропарины. И опять их поиски были безрезультатны. Старик стал угрюм и неразговорчив. Ворчал, что напали не на то место. На третий день они уходили уже километров за двадцать, но и на этот раз вернулись с пустыми руками.

– Верно сказывали, что зверь уплыл далече, – вздыхал старик. – Надо и нам перебираться. Тут стоять – только время терять.

Однако они искали здесь нерп еще с неделю.

– Едем, – решил, наконец, и профессор. – А то ни с чем вернемся. Весна нынче дружная. Того гляди, море вскроется.

До вскрытия Байкала, конечно, оставалось еще время, но беда заключалась в том, что у них вышли все припасы, которых взяли немного, в расчете на нерпичье мясо.

Через день они передвинулись еще к востоку.

По каким-то непонятным для профессора признакам старик определил в одном пункте, что здесь есть нерпы. И они расположились на новой стоянке.