Созерцатель скал

Кораблев Евгений

Раздумывать было некогда. С лихорадочной торопливостью принялись старик и Алла за работу. Топорами откалывали от края лед и устанавливали в трещину.

Девушка работала с лихорадочной быстротой. И вела себя так мужественно, что Попрядухин глазам не верил.

– В отца! – сказал он, вспомнив Созерцателя скал.

Не скоро и с большим трудом был налажен опасный мост. Лед был мягок и разваливался. Когда начали переходить, сразу поняли, что лошадь и сани не перетащить.

– Вот он, фарт-то! – хриплым криком вырвалось у старика.

Люди и собака перешли. Сивка вдруг заржал – так заржал, что у Попрядухина сердце перевернулось. Он махнул рукой, распряг Сивку и стал перетаскивать. К общей радости, это удалось. Но с последним ее движением мост весь разъехался. С санями остался и топор. Теперь, если попадется еще трещина, переправы не изладишь.

Проваливаясь в рыхлом льду, они двинулись вперед. Едва можно было идти. В этом месте дорога стала еще хуже. Лед превращался под ногами в мокрую кашу. Прошел час, другой. Время казалось вечностью. Лошадь, сильно отставшая, плелась где-то сзади. Каждый думал теперь о себе.

Наконец, начало светать. Новый день принес им страшную неожиданность: перед ними, докуда хватал глаз, лежала новая, такая же широкая трещина.

Где она начиналась и где кончалась, трудно было сказать. Тем не менее, в безумной надежде, пошли в обход. С появлением солнца лед сразу ослабел, – начали глубоко проваливаться. Убедившись, что идти невозможно, поползли.

...Это было на четвертый день. Опять тихо и радостно горел весенний закат. И летели птицы с веселыми криками.

На льду, далеко в стороне от трещины, лежали старик и шагов шесть дальше от него девушка. С полудня они не могли и ползти. Взгляд их был прикован к чуть видному краю льдины...

XIV. Свободное море

Экспедиция закончила все работы.

Профессор и вузовцы задержались в Посольске только для последних наблюдений над ледоходом. Но и наблюдения кончали не сегодня-завтра, так как Байкал вот-вот должен был освободиться ото льда.

Коллекции уже были отправлены в Иркутск. Среди новых видов гаммарид, найденных ими, открытие некоторых вооруженных гаммарусов являлось результатом трудов вузовцев. Федька вез коллекцию насекомых, собранную им на островах.

Через несколько дней экспедиция выезжала в Иркутск, и теперь они прощались с Байкалом. Все вместе они стояли на берегу.

Кое-где море было уже свободно. Громадные льдины двигались по заливу. Смотреть ледоход пришли и Майдер с Цыреном, даже черный сенбернар «Байкал», которого профессор захватил с Ушканьих. Был и еще один участник экспедиции, совершенно случайно оказавшийся в Посольске. Профессор вел под руку слабого, еще не совсем оправившегося Созерцателя скал, с которым встретился дня три тому назад. Моряк чувствовал себя лучше, но каменное равнодушие лежало на его лице. Встреча с Созерцателем скал растравила рану профессора, и он был хмур и бледен.

Не хватало троих: Аллы, Попрядухина и Аполлошки. Булыгин знал от Созерцателя скал, что старик и мальчик, вероятно, в Иркутске, и рассчитывал скоро встретиться с ними.

Но он не встретит Аллы!

Он грустно смотрел на синеющие воды, и воспоминания теснились перед ним.

Прощай, Байкал! Много раз они схватывались в смертельной схватке, в погоне за тайнами загадочного мира, добывая драгоценный для науки материал.

Думая о сделанных работах, он с радостным волнением заранее чувствовал ту сенсацию, которую вызовет в ученом мире его доклад. И ребята не потеряли времени. В особенности Тошка. Его он решил оставить при кафедре аспирантом. Аполлошке тоже, кажется, внушили желание учиться. Мальчика он искренно любил и думал из Иркутска захватить с собой. Аполлошка – живое воспоминание о Байкале. Да, о Байкале, обо всем, что пережито на нем, об Алле!

Байкал, Байкал! Никогда не забыть ему священного грозного моря, могилы Аллы.

Булыгин смотрел в синеющую даль. Сердце его тоскливо сжималось. Созерцатель скал хотел о чем-то спросить, но не стал нарушать его задумчивости.

Вдруг на берегу среди глядевших на ледоход поморов началась какая-то суета. Чего-то кричали, смотрели.

– Что там? – крикнул Созерцатель скал.

– На льдине несло какие-то сани. Им показалось – люди. Хотели ехать, да вовремя разглядели.

– Разве случается, что в эту пору лед уносит кого? – удивился Булыгин.

– А как же? – обернулся к ним хозяин дома, где остановилась экспедиция. – Почитай, кажный год. Рыбак-нерповщик запоздает. Али кто на риск пойдет, кому срочно надо море переходить. Лед пошел – и готово дело! Ну, а которого в море унесет, потопит, а кого этим ветром сюда прибьет. Однова, помню, ямщиков на льдине пригнало. Едва довезли в баркасе. Одурели ребята... С Байкалом не шути!

– А седни беспременно лед разобьет, – добавил он помолчав. – Вишь, мгла какая! Завсе так.

...Как и всегда, утром Попрядухин прежде всего глянул на хребты... И холодок пробежал по телу.

Вершины гор «закиселило» – утонули в густом тумане.

Он ничего не сказал Алле. Не хватило духу.

Скоро все кругом затянуло мглой. Красный шар солнца светил сквозь нее жутко и зловеще. Скоро падет ветер с гор, и тогда – конец.

«Ехать, ехать! Вот тебе и ехать!» – подумал он. Это был единственный упрек, который он позволил себе.

– Отгуляли, видно! – прохрипел он.

Но Алла не отозвалась. От истощения, отчаяния, полузамерзшая, она едва ли что понимала.

...Сколько они пролежали так, он не мог бы сказать. Во мгле нельзя было определить.

Крепкий запах лошадиного пота вернул его к жизни. Он открыл глаза. Из зловещей мглы высунулась морда Сивки. В порыве чувств он похлопал ее, и Сивка ответила ласковым ржанием. А, и Жучок здесь! Все не одному помирать.

В эту минуту ему показалось, что мгла словно поредела. Что-то сквозь нее видать.

Всматривался, всматривался и увидел нечто несуразное.

...Будто скалы. И за ними – избы. Совсем близко, рукой подать.

«Блазнит, – решил он, – замутилось в голове».

Смотрит. Опять! Сквозь поредевший туман – деревня да и только! Диво дивное! Посреди моря он лежит – помнит это... Что такое?