Сожжение Просперо
Шрифт:
Если говорить о сказании, которое я отвергаю, мне кажется, он имел в виду событие-воспоминание, лежащее в основе моего повторяющегося сна. Лицо, которое я, оборачиваясь, никак не успеваю увидеть, лицо над моим плечом, истину, которую он пытался заставить меня признать. К тому времени, когда я прибыл на Просперо, я уже отчаялся освободиться от этого бремени.
В конце концов мне это удалось, но при этом оно сменилось куда более тяжелой ношей.
Я бежал по разрушенному городу вместе с Тра, вместе с тенями волков. День уже перевалил за половину. Полыхающие пожары изувеченного мира еще сдерживали подступающую темноту, но спустя некоторое время ночь, как ей и положено, придет, и я уверен, что она станет вечной, рассвет уже не
Я убил шестерых — двоих зарубил секирой, четверо погибли от выстрелов из лазпистолета. И это только те, чью смерть я отчетливо видел в головокружительной горячке войны. Еще я помог убить одного из Тысячи Сынов. В бою один на один он, безусловно, убил бы меня. Он свалил с ног Два Меча и пригвоздил к земле боевым копьем, прошедшим сквозь бедро и вонзившимся в землю. Астартес, удерживая храброго Волка копьем, уже тянулся за болт-пистолетом, намереваясь оборвать его нить.
Мне кажется, он не обратил на меня особого внимания: трэлл, недостойный усилий Астартес, маячивший в клубах дыма. Но он не учел той силы, какую вдохнули в мое тело волчьи жрецы Фенриса, когда перекраивали его. Я выкрикнул боевое проклятие на вургене и прыгнул на него, направив всю силу в удар обеими руками сверху вниз. Лезвие секиры вонзилось в череп врага, а я, выпустив из рук древко, покатился по пропитанной кровью земле. Воин Тысячи Сынов со злобным хриплым криком отшатнулся от Двух Мечей. Он бросил древко копья и попытался выдернуть скользкую от крови секиру. Я не смог его убить. Основной удар принял на себя шлем. Астартес развернулся и нацелил на меня болт-пистолет, намереваясь наказать за нанесенное оскорбление.
Два Меча, несмотря на торчащее из его тела копье, вскочил на ноги. Он выдернул его из земли и набросился на противника сзади. Воспользовавшись своими знаменитыми мечами как ножницами, он отсек воину голову. В воздух взметнулась струя крови. А мне, чтобы вытащить секиру, пришлось упереться в отрубленную голову ногой.
Йормунгндр Два Меча выдернул из своей ноги копье и, взглянув на меня, двинулся дальше.
Некоторая часть противников сосредоточилась в застекленных дворах и пристройках одной из огромных пирамид. Мне захотелось увидеть эти места своими глазами. Я хотел осмотреть великолепное сооружение до того, как оно станет недоступным человеческому взору.
Красивая алебастровая лестница, отделанная золотом, привела нас во внутренний двор из стекла и серебра. Единственным, что портило общий вид входа, был ручеек крови, стекавший от распростертого наверху тела. Впереди меня шли Богудар и Орсир. Двери, стены и потолок были выполнены из зеркального стекла. В местах попадания выстрелов зияли дыры, окруженные сетью трещин и оплавленной коркой раздробленных осколков. Внутри было тихо, ужасный грохот сражения сюда почти не долетал. Мы слышали лишь отдаленный гул стрельбы и стук дождя и осколков по высокой наклонной крыше. Завитки дыма плавали в воздухе, словно священные благовония. Зеркальные поверхности улавливали свет и заливали нас призрачным сиянием. Мы перешли с бега на шаг и стали осматривать великолепное сооружение. И это была лишь пристройка, боковая часовня. Какие же чудеса таятся в самой пирамиде? Душа хранителя, часть меня, принадлежащая к прошлой жизни, встрепенулась в груди. Мне страстно захотелось исследовать сложную символику рисунков, выбитых на золотых и серебряных рамах зеркальных стен, и запечатлеть тонкие строчки глифов, [56] высеченных в хрустале.
56
Глиф (греч. ) — резное письмо.
В сверкающих панелях мы увидели и свои отражения — настороженные и напряженные темные сгорбленные фигуры, варвары-захватчики, перепачканные кровью, залитые золотистым светом. Мы были непрошеными гостями, завоевателями, дикими зверями, которые перепрыгнули через забор или пограничный ров и проникли на территорию цивилизованного общества, загрязняя и оскверняя это место ради охоты или просто убийства.
Хищники. Мы были хищниками. Мы были причиной возведения стен и разжигания ночных костров.
Выстрелы с противоположного конца зала прервали наше замешательство. Снаряды мелкими дурными звездами просвистели мимо нас. Некоторые ударили в пол и выбили фонтаны раздробленного камня. Остальные угодили в стены и пробили еще несколько дыр. Стеклянные панели вздрогнули от ударов. Наши отражения, бегущие в укрытие, тоже качнулись и задрожали. Мы открыли ответный огонь, спрятавшись за стеклянными столбами и рядами серебряных статуй. Несколько пролетевших снарядов вылетели из болтеров. Они оставили в колоннах уродливые выбоины. Некоторые серебряные статуи лишились конечностей или голов, а то и вовсе попадали с пьедесталов. В конце зала я увидел одного из Тысячи Сынов, разряжавшего в нас свой болт-пистолет. Его окружало какое-то сияние, словно персональный циклон. Орсир, высунувшись из укрытия, выпустил очередь из тяжелого болтера. Снаряды уничтожили мятежника, а его тело отшвырнули в стеклянную стену, которая тотчас разбилась и с оглушительным звоном осыпалась водопадом стекла.
Орсир и Богудар стали подниматься выше. Обстрел не прекращался. Судя по калибру летящих в нас снарядов, мы полагали, что это Гвардия Шпилей. Мне было больно смотреть, как великолепный зал постепенно разрушается: стекло осыпалось, в зеркалах появлялись все новые пробоины, статуи падали и разлетались на куски. Орсир, расчищая себе путь, снова открыл огонь из тяжелого, висящего на ремне болтера. Я в поисках укрытия свернул влево за его спиной. Мой генератор смещающего поля все еще не перезарядился. Внезапно интенсивность вражеского огня снова увеличилась, и мне пришлось убраться в один из боковых залов. Орсира и Богудара я потерял из виду. Вокруг блестели бесконечные зеркала. Повсюду мелькали мои отражения. С пистолетом в руке и секирой наготове я прошел до конца зала и приоткрыл стеклянную дверь. За ней обнаружилась комната. Я шагнул внутрь.
Сквозь ставни в комнату пробивался золотистый свет, сглаживая шероховатости и придавая помещению теплый уютный вид.
Послышался электронный звонок.
— Да? — отозвался он.
— Сэр Хавсер, уже пять часов, — произнес негромкий голос сервитора.
— Спасибо.
Он сел в кровати. Он чувствовал себя одеревеневшим и очень усталым. Давно ему не было так плохо. И нога опять разболелась. Может, в тумбочке у кровати найдутся обезболивающие средства.
Он доковылял до окна и нажал кнопку подъема жалюзи. Послышалось негромкое гудение, и в комнату хлынул золотистый свет. Он выглянул. Из окна открывался потрясающий вид.
Солнце, испускающее золотые лучи, только что поднялось над полушарием. Перед ним во всем своем великолепии раскинулась Терра. За чертой уходящего терминатора он видел ночную тень и созвездия освещенных ульев, с другой стороны под солнечными лучами простирался голубой океан и бело-кремовые купы облаков, а внизу, мерцая огоньками, величественно проплывала суперорбитальная станция «Родиния». Ее орбита пролегала под платформой, на которой он находился. И это была…
Я понял, куда попал. Я добрался до конца своего сна.
Наслаждаясь золотистым светом, я посмотрел на свое испуганное лицо. И вдруг заметил лицо другого человека, стоящего у него за спиной.
Меня охватил ужас.
— Как ты мог здесь оказаться?! — воскликнул я.
И не проснулся.
— Я всегда был здесь, — ответил мне Хорус Луперкаль.
Глава 14
ЗЕРКАЛО
Ему не было необходимости называть свое имя. Этот гордый облик я много раз видел на плакатах и пиктснимках, на сувенирных медалях и гололитических портретах. Примарх, Воитель, великолепный и первый из сыновей. Подобно всем своим братьям — настоящий гигант. Ему было тесно в маленькой спальне на суперорбитальной станции. Он появился в ослепительных бело-золотых доспехах своего легиона. Посреди нагрудника сияло открытое око, окруженное восьмиконечной звездой.