Сожженные цветы
Шрифт:
В следующее воскресенье Ира вошла в ладанный сумрак под белеными сводами храма. Ире хотелось улыбаться всем, желать счастья. Она верила, и вера привела ее через испытания к счастью.
Виталий стоял на своем любимом месте – возле иконы святого Иоанна Предтечи. И вновь пламя свечей отражалось в его глазах, и на щеках играл румянец, и губы были плотно сжаты. Они поздоровались одними глазами.
Ира прекрасно понимала, что совершила грех, и очень серьезный грех, предавшись любви в Великий пост. Она искренне раскаивалась в грехе, но совершенно не сожалела о содеянном. На то мы и православные, чтобы грешить и каяться!
После службы они гуляли, разговаривали, пили чай в кафе на площади, и мир царил в ее душе. Только вот Виталий был каким-то нервным.
– Что с тобой? – не выдержала она.
Он поднял на нее глаза полные слез. Это было так неожиданно, что Ира испугалась.
– Дорогая моя, любимая, я не хочу с тобой расставаться!
– Да о чем ты?
– Я должен уехать…
Она не верила своим ушам – Бог снова испытывает ее.
– Ирочка, меня нашли прежние дружки. Они считают, что я должен им, так как оказался виноват в том, что нас менты загребли. Понимаешь, я тогда…
– Это не важно. Что ты собираешься делать?
– Они хотят от меня очень много денег.
– Давай продадим твою квартиру, будем жить у меня!
– Нет, намного больше.
– Тогда и мою.
– Они возьмут деньги и придут снова. Мы не сможем заплатить, и они убьют меня. Это страшные люди!
– Так что же ты собираешься делать? – повторила он свой вопрос, уже почти плача.
– Я должен бежать.
– Я с тобой.
– Это опасно, Ира! Я не смогу тебя защитить.
– Мне все равно.
– Ира… – Его глаза, блестевшие от слез, казались Ире яркими, как драгоценные камни. – Это слишком великий дар для такого неудачника, как я! Но если ты решилась…
– Решилась! Будь что будет! Я люблю тебя!
– Ира… Тогда ты должна исчезнуть тайно. Придумай что-нибудь, соври, чтобы все думали, будто ты уехала одна. Обо мне – ни слова!
– Я скажу всем, что ухожу в монастырь.
Она очень обрадовалась этой идее – как хорошо звучит! Пусть все крутят у виска, мол, Ира совсем спятила! И никто не догадается…
– Тогда так, – решил Виталий. – Завтра ты увольняешься, а послезавтра мы уезжаем.
Через два дня, двадцатого марта, в восемь часов Ира стояла на остановке возле своего дома. Сегодня у них с Виталием – последнее свидание перед отъездом.
– Семечки! Семечки! – противно гнусила у Иры за спиной алкоголичка Ларка.
Она жила в соседней квартире – Ирин антипод, падшая женщина во всей своей красе: с молодым, но мятым лицом, намазанным дешевой косметикой, с худым, но дряблым телом, упакованным в яркую грязную одежду. Пока трезвая – злыдень, когда пьяная – душка.
– Здравствуй, соседушка! – услышала Ира. Ларка пребывала в своей пьяной ипостаси.
Ира раздумывала, стоит ли ей здороваться с ней, когда рядом остановилась большая серая иномарка.
На подъехавший автомобиль Ира внимания не обратила, но дверь со стороны пассажира открылась, и она, узнав водителя, улыбнулась, пожала плечами и села в машину. Домой Ира больше не вернулась.
З. А.
«Умерла первая ведьма, относящаяся к типу Сатурна».
Часть вторая
Марс
НОВЫЙ ПОДЖОГ ЦЕРКВИ.
ОБВИНЯЮТСЯ САТАНИСТЫ
В дежурную часть Гродинского управления государственной противопожарной службы МЧС России по Хлебному району вчера поступило сообщение о возгорании церкви. На этот раз пожар возник в храме Спаса Преображения села Ивановского, центре Хлебного района. Специалисты считают, что причиной возгорания послужили бутылки с зажигательной смесью. Как рассказали в пресс-службе УГПС, огонь уничтожил деревянный храм почти полностью. Возгоранию была присвоена высшая категория сложности.
Можно с уверенностью сказать, что церковь в Ивановском, как и храм Успения в Гродине, подожжены злоумышленниками. Возможно, это дело рук сатанистов, следы деятельности которых находят жители многих окрестных сел, в основном на кладбищах и в уединенных местах. Прокуратурой области возбуждено уголовное дело по факту поджога. Ведется следствие.
15 мая – 22 июня
– Незачем браться за то, на что мозгов не хватает! – донеслось до Гели.
Следом хлопнула дверь кафедры истории и культурологии.
Оказалось, Вика Петренко, местная звезда, сообщила свое мнение о Гелькином провале перед ректорской комиссией и, на свое счастье, удалилась. Геля была в таком состоянии, что если бы Вика не ушла сама, то была бы побита ногами!
Кристально чистая злость, обвальная, разрушительная, поглотила Ангелину Черкасову. Она вскочила с места и великолепным броском запустила в кафедральную люстру четырехстраничным кирпичом «Основ культурологии». Люстра, имевшая три рожка из непрозрачного стекла, приняла удар самой сердцевиной и, мигнув, выдержала его. Зато завкафедрой Михаил Терентьевич Корытников не выдержал:
– Ангелина Николаевна! Что вы себе позволяете?
Сотрудники тоже зашуршали, выражая осуждение и некоторое злорадство. Еще бы! Ах, Гелечка! Ах, какая умница! Ах, какой папа у нее умник! Всю кафедру облагодетельствовал: купил в кабинет альбомы по искусству. Сделаем Гелечку за это старшим преподавателем, несмотря на то что кандидатская у нее на нуле, а годиков уже тридцать два! Ту же Вику и потеснили, да еще кое-кого, кому сейчас Гелькин провал и ее детская выходка окажутся на руку.
– Ангелина Николаевна! – повторил Корытников, но теперь с отеческими интонациями. – Вы успокойтесь, сядьте! Мы тут все свои! (Геля оглядела ханжеские рожи вокруг себя и показала в злой улыбке белые клыки.) Вам давно пора за ум взяться. Где ваши публикации? Где глава для методического пособия? У ваших студентов самые плохие знания по предмету, на ваших лекциях сорок процентов непосещаемости!
Геля молчала. Ее трясло от этих разборок, ее тошнило от патернализма этого толстого козла. Притом она боялась открыть рот, потому что знала – если откроет, то пыхнет на коллег синим пламенем и будет поливать их огнем, пока не испепелит вчистую.
Задрав нос, она встала, молча прошествовала к выходу. Потом картинно остановилась, обернулась на бывших теперь сотрудников, демонстративно громко хмыкнула и вышла в коридор, треснув дверью.
Избалованная в детстве бабушкой и воспитанная без капли любви отцом и матерью, увлекающаяся идеей из-за красоты ее звучания и отрицающая непреложные истины, холодная и порывистая, ласковая и жестокая, Геля относилась к тому типу людей, которые никогда не взрослеют по-настоящему. В ней нелогично сочетались детская безответственная шаловливость, подростковый максимализм, девичья мечтательность и скрытая жестокость самки, потерявшей своего детеныша.