Сожженные мосты
Шрифт:
— Та у кого же их здесь нет? — сказал тот, кого назвали Радованом.
— У кого, не об этом говорим, друже. Говорим — о тебе. И о конаках [50] твоих. Ты доброго отношения не понимаешь, друже. Ты чету собрал — человек сто, и каждый ствол незаконный под подушкой держит. Мы на это глаза закрываем. И заметь, ни один казак, ни один полициянт в дома сербские не заходит — живите, как хотите, храните свои стволы. И когда мы тебя с твоими людьми в пограничной зоне видим, в том числе и по ночам, тоже внимания не обращаем. Тебя к столу пригласили — пригласили. Тебе горилки налили — налили. Вот и выпей с нами — у нас вон сотник Велехов теперь служит, он сегодня результат хороший, уже в первый день дал.
50
Конак, конаки — самоназвание сербов-поселенцев. По-сербски «конаковать» — значит «жить», «обитать». После геноцида сербов в ходе операции «Голубой Дунай» уцелевших приняла Россия и расселила на западной границе. В том числе в Польше, как противовес полякам. Это дало результат — в отличие от вечно мятежных поляков сербы всегда поддерживали русскую власть, в том числе с оружием в руках. Им разрешили создавать четы — отряды самообороны с гражданским оружием. Однако многие сербы, особенно в Польше, обзавелись боевым, и на это закрывали глаза. Закрывали глаза и на карательные вылазки сербов в Австро-Венгрию, точно так же, как Австро-Венгрия закрывала глаза на лагеря польских националистов по ту сторону границы и на контрабандистов. Сами сербы называли себя «конаки» и считали, что в России они живут временно и рано или поздно вернутся и отвоюют родную землю.
— Та не. Я за другое, пан коммандер.
— За другое… — протянул есаул, — сам сказал. Пошли…
Когда есаул вышел с гостем в ночь, сотник наклонился к уху сидящего рядом хорунжего Королева:
— А это кто был-то?
— Кто был… — Королев смачно отхватил от бутерброда с соленым сальцом, — это… Радован Митрич зовут его. Местный сербский поглавник, тут сербская община большая. Он у них вроде за атамана. Это называется чета…
— А они что… за нас?
— Да вроде за нас. Кое-кто тоже со спиртом хулиганит — но не все. У них другая беда…
Хорунжий наклонился к уху сотника:
— Беспокойный народ… Что ни месяц, на ту сторону идут. Иногда каких-то беженцев своих приводят. В Сербии-то беда… В Пожареваце [51] концлагерь, самый большой в Европе. В Сербию переселяют венгров, чехов, албанцев — только чтобы сербы опять не взбунтовались. Да и мало кто там остался — в России сербов больше, чем в самой Сербии.
51
В Пожареваце и в самом деле была крупнейшая в Сербии каторга. Кстати, Слободан Милошевич начинал именно в Пожареваце.
— А что есаул на него собак спустил?
— Есаул-то… Да Радован обнаглел в самом деле. Несколько дней назад пришел и говорит: дай тонну взрывчатки, друже рус. И выстрелов к гранатомету в придачу. Его есаул чуть пинками не прогнал.
— А зачем ему?
— Зачем… Знаешь, что через месяц будет?
— Не.
— Видовдан [52] . День святого Витта. В этот день в Австро-Венгрии много чего интересного происходит. Много лет назад, я не видел, но отец с казаками за это гутарили, как раз двадцать восьмого июня у австро-венгров какой-то склад военный взорвался, да так, что и тут было слышно. Вот, наверное, Радовану и нужна для этого тонна взрывчатки.
52
В 1389 году 28 июня на Косовом поле состоялась битва рыцарей короля Сербского Лазаря с войсками турецкого султана. Сербы проиграли, но сербский патриот Милош Обилич прокрался в шатер и зарезал главнокомандующего турецким войском, за что был зверски убит. Поражение на Косовом поле положило начало почти пятисотлетнему османскому игу над Сербией. День святого Витта, Видовдан, считается главным праздником для любого серба.
—
В модуль вернулся есаул, глаза у него были мутными, но на ногах он стоял твердо.
— Сотник Велехов. Выдь на час [53] .
Сотник нетвердо поднялся, встряхнул головой, прогоняя хмель. Горилка и впрямь хороша была, но, чтобы гутарить, тут голова свежая нужна. Краем глаза заметил, что без команды поднялся подъесаул Чернов. Оно правильно — замбой должен обо всем знать, что в секторе ответственности своего войска происходит.
53
На час — казацкое выражение. Означает — ненадолго, на минуту.
Вышли. Есаул с сербом стояли под фонарем, в желтом конусе бесновалась мошкара. Свежий воздух подействовал на сотника освежающе, хотя в голове гудело неслабо. Наверное, после контузии все-таки пить не следовало.
— Расскажи-ка, друже Радован, казакам, что ты мне рассказал, — потребовал есаул. — Да, кстати. Подъесаула Чернова ты знаешь, а это сотник Велехов.
Серб кивнул.
— Значит, так дело было, други. Мы с четниками заховались на границе в районе Буковице. Дело к ночи, видно плохо. И видим — идут. Первыми трое шли, у одного — очки ночные, еще у одного — какой-то прибор большой, вроде как бинокль, но побольше. И у всех оружие, а форма черная. Мы заховались, ни вздохнуть, ни охнуть, хорошо еще, у нас там землянка откопана. А следом еще пошли, такие же — и оружие у каждого. С границы шли, и так тихо, как тени, право. Словно есть — и в то же время нет.
— Ты не сказал, сколько их было-то…
— Трое, пан коммандер.
— Та не… Дальше которые шли.
— Сорок насчитали.
Есаул вдруг оглушительно захохотал, хлопнул серба по плечу, затрясся всем телом.
— Ну, ты дал, друже… Сорок. И как тени. Ну, ты дал… Пойдем лучше горилки выпьем, в самом деле. Сорок, ну ты дал…
Пошатываясь, есаул побрел к модулю. Сотник, несмотря на то что в голове был хмель, понял, что серб сильно обиделся. И сам бы он так не реагировал даже на откровенную глупость — сейчас ты так человека обидел, пусть он и глупость сказал, а завтра он тебе ценную развединформацию не понесет.
Подъесаул Чернов пожевал губами.
— Где, говоришь, было? — спросил он.
— У Буковице, там лесной массив начинается, — в голосе четника и в самом деле слышалась обида.
— Сорок?
— Сорок, Божьей Матерью клянусь!
— Пойдем-ка…
Обнявшись — непонятно, то ли серб вел их, то ли они серба, — побрели к большой штабной палатке. Стоящий на часах казак увидел их — и пропустил.
— Подожди…
Подъесаул снял с нашейной цепочки ключи, со второго раза открыл сейф, зашуршал бумагами…
— Помоги-ка.
Вместе с сотником они выложили на стол карту, включили освещение над столом. Наверху на карте сотник прочитал: «Рабочая карта коменданта сектора Ченстохов» — и печать.
— Ну-ка, покажи, друже, где это было. Только не рисуй тут ничего.
Серб склонился над картой.
Внезапно сотнику — пусть он был пьяный, но соображать не разучился — пришло в голову, что карта совершенно секретная и подъесаул Чернов, показывая ее командиру сербских ополченцев, совершает должностное преступление. И делает он это нарочно, чтобы серб, который не выпил ни капли, запомнил обстановку. Но говорить насчет этого сотник Велехов ничего не стал — мало ли как надо, может, так и должно быть. Тем более что Чернов — старше по званию.
— Вот здесь.
— Точно?
— Точно здесь.
Чернов потер небритый подбородок — в армии позволяли носить усы, но не бороду, и это было сущим наказанием для казаков.
— А скажи-ка, друже… Ты оружие хорошо рассмотрел?
— Темно было…
— А все-таки. Что у них было?
— Ну, много чего. Автоматы были, снайперские винтовки. Пулеметы тоже были.
— А гранатометы?
— И они были.
— А странных гранатометов не заметил?