Сожженные мосты
Шрифт:
— Бардзо добры карабин… [47] — Чернов легко подхватил тяжелую «Эрму», приложился, — бардзо добры карабин, давно таких не видел.
— Там еще круче… — сотник кивнул назад.
Есаул легко поднялся повыше, и через несколько секунд оттуда донеслось сакраментальное «ё…».
Чернов положил винтовку туда, где она лежала.
— Что там? — он кивнул наверх.
— «Шмель», — коротко ответил сотник, — чуть не попали под него.
Подъесаул покачал головой.
47
Очень
— Кратко — как?
Сотник прикрыл глаза — вспоминая.
— Ехали по дороге, не трогали никого. Тут выстрел, затем еще один — одиночные. Вышли из зоны обстрела, тормознули. Принял решение прочесать массив.
Чернов покачал головой.
— Ты совсем охренел в атаке, сотник. Вчетвером — на прочесывание идти? Хоть бы помощь вызвал.
— Пока бы вызывал — они бы ушли. Первым уделали снайпера. Потом уделали еще одного — тот как раз из «Шмеля» готовился вжарить. Думали, их двое — снайпер и наблюдатель. Я вперед пополз, нащупал растяжку. Тут третий — затихарившийся до поры — мне гранатку подкинул. Я вниз по склону ушел и ему парочку в ответ подкинул, да еще и снайпер огнем прижал. Потом третью кинул — тут МОНка сдетонировала. Кратко — все.
Подъесаул еще раз покачал головой.
— Ты, Велехов, совсем с головой не дружишь.
— Я воевать наполовину не умею, — резко ответил сотник.
— То-то и оно. Только учти — тут мирняк кругом. И крошить его направо-налево — тоже не дело. У нас основная задача — контрабанду задерживать и контрабандистов вместе с ней.
— Я и не собираюсь крошить.
Есаул спустился вниз.
— Даешь жару, Велехов. У некоторых таких трофеев за всю командировку не бывает. А спарка «Шмеля» в нашем секторе вообще на моей памяти не попадалась. К Егорию [48] представить не могу, сам понимаешь, — но благодарность объявлю. Вечером. В жидком виде.
48
Егорий — медаль Святого Георгия, очень почитаемая среди казаков награда. Вручался только в военное время.
— В виде спирта? — подмигнув сотнику, спросил у своего начальника Чернов.
— Ты меня за босомыжника принимаешь? — делано обиделся есаул. — С последним караваном мне с куреня три четверти горилки прислали и сальца. Вот мы это все сегодня вечером и оприходуем. Велехов, тебе трофеи нужны?
— В смысле? — не понял Велехов.
— В прямом. Трофеи хорошие взял. Если что тебе или твоим бойцам надо, говори сразу, мы это в сторону отложим. Дело житейское, опять же и наград нам не полагается за доблесть, так хоть это берем.
Сотник вытаращил глаза.
— А что, это можно?
— Вообще-то, нет, но… Сам подумай, по ратному закону трофеи у воина отбирать нельзя. Ты это в честном бою взял. Можешь часть себе оставить. Вон, «токарь» разбитый валяется, еще «Шмеля» спарка и фугас, мабуть, найдут. Это оформим как положено, за глаза хватит. Только ты что возьмешь — с первым же караваном домой отправь и не свети тут. Наглеть тоже не надо.
— Ну, тогда я все, кроме «токаря», и возьму.
— Добре.
На плече у подъесаула зашуршала
— На приеме.
Послушал — говорили недолго.
— Добро. Подними сюда четверых, пусть трофеи и двухсотых вниз спустят.
Потом поднял глаза на сотника и есаула.
— Нашли фугас.
Фугас еще не выкопали, просто осторожно сняли верхний слой почвы и оставили так. Расположен был фугас на обочине дороги, закопан, и вверх, похоже, антенна выведена.
— Глянь! — Чернов подтолкнул сотника в бок, показал рукой. Сотник проследил взглядом — на той стороне дороги на ветку кто-то повесил сверкающее эмалированное ведро.
— Мишень? [49]
— Она самая.
— Спецы работали.
— Еще бы не спецы, со «Шмелем» и с такой снайперкой.
Есаул осторожно подошел к раскопанной саперами яме, неглубокой, заглянул. Присвистнул.
— Килограммов пятьдесят, господин есаул.
К яме подошли и сотник с подъесаулом. Заряд был заложен в какой-то мешок, блестящий, припорошенный дорожной пылью — и выглядел он, как личинка какого-то огромного насекомого. Огромного и злого.
49
Мишень — нечто приметное: горка камней, дорожный знак или что-то в этом роде. Делается, чтобы обозначить положение заряда на дороге. Доехала машина до такой вот мишени — взрыв.
— Нас сейчас тут не отправят на небеса? — нарочито равнодушным голосом спросил есаул.
— Никак нет. Я глушилку включил. Но извлекать не стал, не знаю, что делать. Он может на неизвлекаемости стоять.
Дыбенко отошел от ямы.
— На кого это они целились? — спросил он, словно размышляя вслух.
— Дальше по этой дороге — пограничная застава, господин есаул. Наверняка на них, к ним колонна раз в неделю ходит. Как раз сегодня идти должна.
— Чего же не идет?
— Не могу знать, господин есаул.
Есаул еще раз подошел к яме, посмотрел на фугас. Потом отошел.
— Рисковать не будем. Хорунжий Богаевский!
— Я!
— С извлечением заряда не рисковать. Уничтожить накладным зарядом. Старший урядник Беликов!
— Я!
— После подрыва со своими — берете машину группы Велехова и возвращаетесь в часть по земле. Соблюдать бдительность!
— Есть!
— Хорунжий Богаевский, действуйте!
— Есть. Всем отойти — дистанция триста метров. Вертолет убрать!
— Как же мы его уберем? — мрачно спросил Чернов. — И так еле посадочную нашли, его и сажать-то больше негде.
— Тогда, — есаул принял решение, — сейчас ставите заряд. Потом перед подрывом мы взлетаем. Хорунжий Богаевский, доберетесь до ПВД с группой Беликова. Место в машине есть.
— Так точно.
Взрыв громыхнул, когда вертолет уже поднялся метров на пятьдесят. Даже не громыхнул — тяжко ударил кувалдой. Они видели из иллюминаторов вертолета, как на месте дороги вдруг в миллионную долю секунды поднялся бурый, изрезанный желтыми просверками столб, как пошла в лес ударная волна, шатая и даже ломая деревья и теряя свою мощь. Потом ударная волна налетела на вертолет, пошатнула его, его повело вправо, но пилот быстро выровнял машину в опасной близости от верхушек деревьев.