Сознавайтесь, Флетч!

Макдональд Грегори

— Не хотите ли кофе, Мартин?

Люси явно нервничала. Еще бы, ее новый образ жизни экзаменовал профессионал.

— Если вы тоже будете пить, не откажусь.

— Мы уже позавтракали, — Люси опустилась на диван, у ног Марши.

Флетч сел в кресло.

— Я рад, что вы согласились на интервью, Люси. Люди должны знать, через что вы прошли.

— Никто не хотел меня понять. Ни родные, ни друзья. Ни Барт. Я-то надеялась, что Барт меня поймет, поэтому ничего от него и не скрывала. Он же воспринял все это как личное оскорбление.

Она взяла Маршу за руку.

— В общем-то,

Мартин, мне совершенно безразлично, понимает кто меня или нет.

— Разумеется, — Флетч прокашлялся. — Вы решили свои проблемы. Другие — нет.

Взгляд Марши потеплел.

— Боюсь, большинство людей думает, что это болезнь. Я о том, что мы с Маршей живем вместе. Как прыщи или грипп, или что-то еще, приходящее и уходящее, — Люси еще крепче сжала руку Марши. — Полагаю, я прошла и через эту стадию. Но почему вы интересуетесь мною, а не Маршей?

— Меня интересует и Марша. Но вы старше по возрасту. Были замужем. Получается, вам пришлось многим пожертвовать, я имею в виду материальные ценности, чтобы жить с Маршей. Я также думаю, что ваша жизнь изменилась более разительно, чем у Марши.

— Вы, конечно, правы. Марше повезло. Она всегда была маленькой лесбиянкой, — Люси тепло улыбнулась Марше. — Начиная со школы. Все эти душевые после хоккея на траве, не так ли, Марша? — она вновь повернулась к Флетчу. — Марша училась в частной школе, получила куда лучшее образование, чем я. С девочками она начала спать с двенадцати лет.

Марша молчала.

— Мне же пришлось пройти через все муки ада. Господи, сколько же я натерпелась.

— Расскажите мне об этом, — Флетч достал из кармана блокнот и ручку. — Расскажите мне о всех «муках ада».

— Как миссис К.?

— Именно так.

— И я смогу прочитать текст, прежде чем вы передадите его в редакцию?

— Можете не сомневаться.

— Ладно, — Люси шумно выдохнула. — Дерьмо, — не выпуская руки Марши, Люси посмотрела на нее. — Начало вам, конечно, известно. Милая девушка. Хорошо воспитанная. Цель жизни определена. Роль уготована. Мы жили в Уэствуде, лужайка перед домом, лужайка за домом, гараж на две машины. Папе принадлежало автомобильное агентство. Мама была невротичкой, обожала таблетки. Да и сейчас глотает их пригоршнями. Своего старшего брата, Джека, я ненавидела. Пустой, жестокий. Великий хоккеист. Колол белку иголками. И меня тоже. Мерзавец.

Взгляд Марши озабоченно уперся в лицо Люси.

— Меня считали красивой, — Люси замялась. — Вы понимаете, что это означает для учащейся обычной американской средней школы. Одной из первой надеть бюстгальтер, одной из первых прийти на занятия с накладными ресницами, одной из первых перекраситься в блондинку. В тринадцать лет. Потом диета, короткие юбочки. Ставить цель и достигать ее в максимально короткий срок. Во всем быть первой. К примеру, лечь под мужика. Тоже цель. Мой первый парень, защитник школьной сборной по футболу, весил не меньше двухсот двадцати фунтов. Толстый живот. Никакого удовольствия. Он чуть не расплющил меня, как дорожный каток.

Я поступила в колледж. Сошлась с парнем, который играл на скрипке и мечтал о том, что создаст и возглавит международный картель. Дерьмо собачье.

На вечеринке встретилась с Бартом.

Я училась уже на последнем курсе. И Барт стал очередной целью. Он выглядел нормальным человеком, соответственно и вел себя. Дартмут-колледж, юридический факультет Гарварда. Начавший лысеть. Старше меня на двенадцать лет. Работающий в юридической конторе. Очень богатый. Я изобразила полную невинность и позволила ему покорить себя. Разумеется честностью мое поведение не отличалось, но люди идут и не на такое, чтобы достигнуть поставленной цели.

— Вы испытывали к нему сексуальное влечение? — спросил Флетч.

— Откуда мне знать? Я понятия не имела, что такое сексуальное влечение. Мне говорили, что мальчики возбуждают девочек и наоборот. Ничего более. Происходящее между мной и парнем я и принимала за возбуждение.

— Но вас это не возбуждало?

— Никоим образом.

— Никогда?

— Никогда, — твердо ответила Люси. — Я слышала, кто-то испытывал оргазм, я же — никогда. Я играла роль. Участвовала в игре «когда-нибудь придет и мой час». Возбуждения я не ощущала. Только я даже не представляла себе, что это такое.

— Перестаньте, Люси, — вмешался Флетч. — Вы же не могли не знать о существовании лесбиянства.

— Нет, не знала. Мысль эта не приходила мне в голову. То есть я, конечно, слышала, что есть такие, как Марша. Лесбиянки. Но не рядом со мной. Где-то далеко-далеко. Совсем другие. Странные. А я не имею с ними ничего общего. Я достигла немалых успехов в подавлении собственной сексуальной сущности. Можно сказать, одержала полную победу.

— Продолжайте, — кивнул Флетч.

— Вскоре после того, как мы поженились, Барт начал говорить о фригидности. Как бы между прочим. Что я об этом знаю и тому подобное. Потом стал уходить к женщине в соседнюю квартиру. Их беседы затягивались за полночь, а возвращался он пьяный. Когда он уезжал в командировки, я находила себе других мужчин. Ради Барта. Ничего не произошло. Я хочу сказать, никто из них не смог возбудить меня. И когда он предложил обратиться к психоаналитику, я согласилась. Ему почти удалось убедить меня, что мне надо лечиться.

Психоаналитик оказался мастером своего дела. Довольно быстро открыл мне глаза. Я убежала от него. Убежала от истины. Слишком велико было потрясение. Узнать, что ты одна из тех, совсем других, странных. Что мне нравятся женщины. Я старалась слова психоаналитика выбросить из головы. Но себя-то не обманешь. Я начала прислушиваться к себе. Период этот тянулся и тянулся. Невероятно долго.

Я была злой, грубой, вспыльчивой, раздражительной, неистовой. Барт и я ссорились. Я била его. Бросала в него все, что подвернется под руку.

— Неужели?

— Да.

— Я понимаю.

— На лице у него было столько царапин и синяков, что на работе ему приходилось врать, будто он занимается боксом. Только рингом была собственная квартира. А соперником — жена. Из меня так и перла агрессия.

— Вы и сейчас такая же?

— Нет.

Марша глянула на нее из-под полуприкрытых век.

— Ну, иногда мы играем. Вы понимаете?

— Да.

— Я чувствовала, будто посажена в футляр и должна вырваться из него. Вы представляете себе это ощущение, Мартин?