Созвездие эректуса
Шрифт:
— Ничего себе просто, — растерянно пробормотала Джули.
— Просто-просто, — повторила Ула, — на вашей стороне вся объективная реальность, данная в ощущениях, как сказал бы дедушка Ленин, а на стороне «гири» только вбитые в память сказки о долге и чести, с помощью которых промывали мозги таким, как Брайан. Сказки сильно там укоренились, человек даже не может отделить себя от них, поскольку они наделяют глупые и отвратительные действия ореолом священного героизма и снимают чувство вины. Сказки будут отчаянно
— Не очень, — призналась Джули.
— Ничего, поймете по ходу, — ободрила ее Ула.
— Зачем ты приехала? — таковы были первые слова Нолана Брайана.
— Вообще-то мне очень хотелось услышать «здравствуй», — сказала она, — лучше конечно было бы «здравствуй милая», но, уж хотя бы…
— Зачем ты приехала? — повторил он.
— Скажи что-нибудь другое, — попросила она.
— А что я, по-твоему, могу сказать? Ты хоть понимаешь, куда ты влезла? Ты же готовая заложница. Ты хоть представляешь, на что способны эти меганезийские скоты, чтобы сломать нас?
— Ну, и на что же они способны? — с грустной иронией спросила она, — Я уже имела дело с их морским патрулем, который поил меня колой. Еще с их военной разведкой, которая кормила меня бутербродами и спрашивала всякую фигню для анкеты. Это как-то не очень похоже на пытки, верно? Да и по тебе не скажешь, что тебя пытали.
— Джули, ты знаешь пословицу про того, кто мягко стелет? — спросил он, — Вот это оно и есть. Человека ломают в тот момент, когда он меньше всего к этому готов. Это…
— На кой черт им сдалось вас ломать? — перебила она, — Нолан, посмотри на вещи реально. Из вас сделали пугала для какого-то очередного политического говна, и больше вы не нужны ни меганезийцам, ни нашим. Наши долбанные вояки первыми вас сдали. Вы для них не люди, а отработанный материал, понятно? А здешним вы тем более по хрену. Этот лейтенант, разведчик, задавал мне вопросы про нас с тобой для своей дебильной анкеты и у него на лице было написано, как ему глубоко насрать на то, что я отвечу. Лишь бы все квадратики были заполнены, а то начальство заругает.
— Ну, что ж, — спокойно сказал он, — Если так, значит скоро все. Я же говорю, тебе не надо было приезжать. Не думаю, что ты хочешь увидеть, как меня расстреляют.
— Почему не надо? А если я не хочу, чтобы тебя расстреляли?
— Ну, понятно. Осталась мелочь: уговорить военно-полевой суд, или что там у них.
— Вот этим я и займусь.
— Как?
— Разберусь как. Но не сейчас. Сейчас я пришла сюда и…
— И напрасно, — перебил Брайан, — Тут в каждом углу жучки и скрытые камеры.
— Надо же, — язвительно сказала она, и стянула через голову футболку, — Какой ужас! Я такая стеснительная, да и ты тоже.
— Послушай, Джули…
— Слушаю, слушаю, — ответила она, расстегивая джинсы, — как на счет пары-тройки комплементов моей фигуре? Эй, тебя что, заклинило? Отвык от женского общества?
Она освободилась от остальных тряпок и уселась по-турецки на койку.
— Ну, что, Нолан? Так и будешь стоять, подпирая стену? Слушай, а может, ты здесь сменил ориентацию? Говорят, такое бывает.
— Джули, не валяй дурака. Мне не очень смешно. На мне ошейник, набитый какой-то чертовой электроникой, и я тебе уже сказал про скрытые камеры. Ты хочешь развлекать персонал военной базы?
— Когда во Флориде мы трахались в кустах рядом с велосипедной дорожкой… Помнишь? Тебя не сильно беспокоило, что мы развлекаем всех велосипедистов. Ты даже послал на хер одного типа, который сделал нам замечание. Как ты тогда сказал, а?
— На счет велосипедного насоса и жопы? — спросил Брайан.
— Ура! — Джули захлопала в ладоши, — Память у тебя в порядке. А как с остальным?
— Сейчас узнаешь, — пообещал он.
— Молодец, девчонка! — прокомментировала Чубби Хок (она же Ула).
— Грубовато, на мой взгляд, — глубокомысленно сообщил Вэнфан.
— Зато эффективно, — отрезала Чубби.
— Я не про нее, я про парня, — пояснил он, — Не читают эти янки камасутру, и вообще они какие-то странные в этом смысле. То ли детство у них тяжелое, то ли, я не знаю…
Капитан и лейтенант сидели в одном из кабинетов технического наблюдения и пили крепчайший кофе, слегка (ну совсем чуть-чуть) заправленнвй ромом. Перед ними находился 20-дюймовый монитор, на который выводились восемь потоков с видеокамер в боксе гауптвахты, где, собственно, и происходила романтическая встреча.
— Ну, да, — согласилась Чубби, — я, в общем-то, и не рассчитывала, что они внесут что-то существенное в искусство любви. Для наших задач и так сойдет.
— Гм, — сказал лейтенант, — ты, конечно, страшно умная, а теперь еще и доктор психологии, но снизойди, пожалуйста, до темного и невежественного младшего по званию и…
— Команды стебаться не было, — перебила капитан Хок, — Я тебе давала прочесть Буси-до.
— Да. На 20 минут в самолете. Думаешь, я там много понял?
— Эх, Нонг, — вздохнула она, — Не быть тебе самураем.
Лейтенант Вэнфан пожал плечами:
— Я, по ходу, и не претендую. Мне чисто для дела понимать надо.
— Чисто для дела там первые четыре строчки на первой странице, — Чубби прикрыла глаза и процитировала, — Поучение Хагакура «Путь самурая обретается в смерти. Когда для выбора имеются два пути, существует лишь быстрый и единственный выход — смерть. Это не особенно трудно».