Созвездие неудачи
Шрифт:
– Айн момент... Сейчас пива принесу.
Они сидели кружком возле «идеальной имитации походного костра Шмель-4», распространявшего, в полном соответствии с рекламой, бодрый треск и живое тепло настоящего пламени. А также - чем дальше, тем отчетливее - аппетитный аромат жареной рыбы. Предусмотрительный бортмех притащил из охладителя упаковку ледяного «Эйрики-9», и фоном беседе служило ленивое «плюх-пшшш» мелкой соленой волны.
– Звонил поверенный из Регенсбурга, - сказал Руди, когда невнятные восклицания, крепкие объятия и осторожные похлопывания завершились.
– Волков
– Советник исполнил все, что обещал, - прогудел Сайнжа.
– Работал курьером, а я не отходил от него ни на шаг. Сначала отвез Йхо-онхе на лечение. Потом забрал Инх'хриид с Хатанги, как мы условились. Освободил ее. Хотел привезти сюда. Но когда Инх'хриид узнала о нашей сделке с Волковым, у нее случился нервный срыв. Она боялась Волкова, боялась меня, даже пыталась сбежать. К тому же во время заключения с ней скверно обращались... тот, на Хатанге, который покончил с собой. Она нуждалась в лечении, так же, как Йхо'онхе. Я оставил ее в клинике на Кестагане, под присмотром ее друга.
– Лекс!
– воскликнула Джет.
– Что с ним?
– Порядок. Отсидел пару недель в специзоляторе УФБ, отрастил бороду. Пытался дать в морду советнику, когда тот его освобождал. Потом мы вдвоем вернулись на Калхиду, дождались там излечения Йхо'онхе, прыгнули на Шайлар.
– Н-да, - пробормотал Руди.
– По крайней мере, этот Волков умеет держать слово. Как полагаете, что он сделает с диском? Кстати, Йонге! Знаешь, что было на треклятой болванке?
– В курсе, Сайнжа рассказал, - криво ухмыльнулся капитан «Фелиции».
– Что делать... а что с ним можно сделать? Как любая бомба, это штука одноразовая - ценна, пока не сработает. Можно, например, продать... не знаю... каким-нибудь сепаратистам за очень большие деньги. Но это вряд ли. Слишком мелко. Можно представить как трофей Ассамблее Фузии, расписав в ярких красках, каким опасностям господин второй советник подвергался в процессе охоты за артефактом и от каких опасностей избавил Фузианский Союз - и стать в итоге Первым Советником... или даже Самым Первым. Можно шантажировать кого-нибудь, добиваясь чего-нибудь. В любом случае, свой приз господин Волков получил, и будет об этом.
– Давай заложим его адмиралу Хармати!
– кровожадно предложил Рудольф.
– Интересная мысль, - хмыкнул Йонге.
– Нет, в самом деле, надо подумать. Вот Ингрид меня теперь возненавидит - это точно.
– А может, и нет, - возразила Джет.
– Как-никак, ты ее от безопеки спас.
– От безопеки спас. А высокую миссию - провалил...
– ...отцовское инкогнито не соблюл, - в тон продолжил бортмех. Йонге, старательно отворачиваясь от Джет, скорчил ему жуткую гримасу.
– Ja-a, так уж вышло, нечего на меня таращиться. Здешние бюрократы настояли на генетической экспертизе, экспертиза со всей уверенностью подтвердила. С чем тебя и поздравляю. Кэп, серьезно, у тебя шикарная дочка. Хладнокровная, как ИскИн. Умная, как... как два ИскИна. С игольником управляется - залюбуешься! И очень, очень любит своего Fater. Во всяком случае, когда ей предложили выбрать между парой-тройкой уничтоженных звездных систем и жизнью одного-единственного неудачника, она таки выбрала ту самую трижды никчемную жизнь. Почти без колебаний, заметь.
Йонге уже успел свыкнуться с образом нервной Джет, замкнутой Джет и даже разъяренной Джет. А вот такую Джет - Джет, донельзя смущенную - он увидел впервые.
Солнце зашло, рыба была съедена, пиво выпито, а разговоры сделались привычно расслабленными, и Джет, коротко всхлипнув, вдруг сказала - без всякой связи с предыдущей фразой:
– Ничего он с ним не сделает.
– Кто - с кем?
– не понял Йонге.
– Тот мужик, Волков. С диском. Я туда паразитную программку подсадила, и под ключ. Диск выдержит одно воспроизведение. Прописью: одно, точка. Потом все форматирует нафиг.
– Когда ж ты успела?!
– восхищенно охнул Рудольф.
– Пока везли раненого папашку в Регенсбург. Полчаса лету. Уйма времени, если умеешь.
– Он же взбесится, - пробормотал бортмех.
– Отомстит. Слово-то у него твердое, но, чую, и память злая.
– Не докажет, - беспечно отмахнулась Джет.
– И вообще, вы его Хармати заложить собирались. Вот и заложИте. Она кто такая, эта Хармати? Адмирал чего?
Йонге страдальчески замычал.
– Друзья мои, - проникновенно сказал он, оглядев всю троицу.
– Я больше не выдержу ужасных тайн и страшных секретов. Умоляю, если у кого какие камни есть за пазухой - выкладывайте сейчас, засранцы, не томите. Сайнжа, начнем с тебя. Я еще на Калхиде заметил, что ты на меня как-то странно косишься. Что тебя смущает? Повелеваю отвечать.
– Есть один вопрос, - затянул яут.
– Когда я прыгал с обрыва вслед за юным матриархом, я услышал твой крик. Скажи, Йхо-онхе, ты вправду ненавидишь срать?
Йонге захохотал так, что рыбья молодь веером брызнула из-под ближайших камней. К нему присоединилась Джет.
– Ох, - сказал Йонге, отсмеявшись.
– Ужас. Сайнжа! Друг ты мой бесценный! Когда я учился в летной академии - да, было же времечко!
– наш инструктор по рукопашному бою всегда говорил: главное, мол, сбить противника с толку. Особенно если он тебя по всем статьям превосходит. Огорошить его, понимаешь? Сделать что-нибудь внезапное, чего он никак не ожидает. Громко пернуть, рожу состроить или танцевать начать. И может быть, да что там, даже наверняка, у тебя появится полсекунды, которые можно потратить с пользой. Уловил, о чем я? Не, и вот этим ты две стандарт-недели мучился?!
Сайнжа тихонько заурчал - в человеческой интерпретации это было бы смущенное сопение.
– Полезная информация, - выдал он наконец.
– Нужно запомнить.
– Так!
– еще больше оживился Йонге.
– Вечер раскрытия секретов! Рудольф Вебер, бортмеханик. Пронзаю исходящую от тебя волну неуверенности в отношении твоего собрата по синхрону навигатора Сайнжи. Колись, что натворил.
– Сайнжа, - безропотно начал Рудольф, вставая и переминаясь с ноги на ногу, как нашкодивший школьник.
– Слушай, я его и кормил нормально, и не пугал особо. Даже спинку почесал... разок. Но вот не уследил. Короче, он чешуей покрылся. И четыре средних ноги от него отвалились. И два глаза из четырех какой-то пленкой заросли. Я про паукана твоего драгоценного, нашего заразу Шмютцеля.