Созвездие Сердец

Carinetta

Чёрный вагон крутил длинными паучьими лапами свои колёса, медленно и глубоко дышал, выдувая полные лёгкие красного пара. Он мчал вдоль изумрудных лугов и жемчужных озёр.

Внутри алого вагона стояла дюжина жёлтых скамеек. Все они были плотно забитыми пассажирами в чёрном.

Трития сидела рядом с Оре, развернув к нему свои острые колени. На ней висело чёрное атласное платье до самого пола и утекало краями вниз в его узкие щели.

Оре обнаружил сэндвич у себя в руке.

– Огляди всех пассажиров в

вагоне, – шепнула ему Трития. – Если сейчас по радио объявят, что каждый волен делать всё, что захочет и что только вздумает – и никого не посадят и даже словом не осудят, – как думаешь, сколькие из них не убьют тебя за бутерброд?

– Мне кажется, они и бутерброд потом растопчут, – громко шепнул Оре в ответ.

Алая бархатная обивка вдруг ощетинилась и назойливо защекотала Оре ухо. Оре осенило: это был гроб. Они ехали в гробу.

– Куда нас несут?

– Они все уже мертвы. Они давно ездят туда-сюда в гробах из своих тел навстречу своим смертям. Но не мы! Нам пора. Наша станция!

Вагон стал трястись, как паук, сбрасывающий шкуру. Вагон сжался и скруглился, выломав внутри себя стёкла и оставил лишь два круглых окна в кабине машиниста. Оре понял, что они сидят внутри чьего-то черепа и, судя по всему, являются чьими-то мыслями. (Да-да, интересно, чьими же?)

Свет замерцал. Черепная коробка вагона стала мгновенно усыхать. Трития схватила Оре за руку – и вместе они выпрыгнули из лопнувшего окна глазницы.

Трития и Оре стояли на дне своей чёрной ямы. Перед ними источало пар влажное Чёрное Сердце.

Оно неспешно сложило свои чёрные трубы-артерии в пучок. Сердце уютно съёжилось и уменьшилось вдвое. Оре стал отдаляться от него невидимой силой и успел разглядеть, что это уже не Сердце с пучком артерий – это чёрный паук сложил свои лапки и заснул на своей паутине.

Оре отлетел далеко от того места и видел его уже теперь лишь сквозь замочную скважину. Оре сделал ещё несколько шагов назад и вышел из грота.

– Трития уснула, – тихо сказал он присутствующим.

Оре молча и отстранённо зашагал прочь. Паучихи тихо расступились. Юм, Дюм и Олуи ринулись за Оре. Олуи торопливо и неловко откланялся дамам. Друзья скрылись в сумерках леса.

– Это было её Сердце, – бормотал отрешённый Оре, – Сердце…

Оре

– Нет уж! Я выжил после леса амазонок! Такое дважды не случается! Дальше я с вами не пойду! – гремел склянками Олуи.

– Ещё как пойдёшь, жалкий трус! – Оре дёрнул Олуи за шкирку с такой лёгкостью, что тот повис над землёй, как сосиска. Олуи посмотрел на обнажившееся чёрное запястье и перевёл взгляд на янтарные глаза.

– Чёрт бы меня побрал… – прошептал он. – Ты Оре?! ТОТ САМЫЙ ОРЕ?!

– До тебя только дошло? – отозвался Юм.

Олуи лихо вывалился из своего плаща, оставшегося висеть в кулаке Оре, как каракатица, сбросившая чернила.

Олуи смело подошёл к Оре, залез на свой рюкзак и вытянулся вверх как только смог, чтобы заглянуть в горящие глаза.

– Так что же вы сразу мне не сказали, что это за Оре?! Что с нами Оре! Что мы – с Оре!

Олуи спрыгнул с рюкзака и принялся обнимать Юма и Дюма, приговаривая:

– Вот ведь загадка: сам ношу под сердцем столько тайн, а верю людям на слово!

– Вот в чём беда… – Оре замешкался. – Перед тобой не целый Оре. – Он нерешительно отодвинул плащ и показал обрубок.

– Плохо дело!

Привал отчаяния

Путники уже целую вечность шли вдоль реки в сторону моря. По лесам и пустырям – без еды, воды и ночлега. А главное, без понимания, когда уже этот чёртов ручей впадёт хоть во что-нибудь.

В каждом новом месте Олуи заходил вглубь ручья – проверить, тянутся ли ещё русалочьи волосы, не оборвались ли они и достаточно ли густо доросли до этого самого места.

Юм и Дюм занимались всякой полезной и бесполезной ерундой.

Оре сидел на земле и перебирал сухие ракушки из коры и шишек.

– Какое море, такие и ракушки, – грустно бормотал Оре.

Тут на него надвинулась стена из Юма, Дюма и Олуи. Видок у них был пошушукавшийся и вдохновлённый.

– Я заметил, – начал Олуи под напором взгляда Оре, – когда ты злишься или борешься с ужасом… Ну, вроде того! Так вот, когда ты воспламеняешься! Ух, как это здорово, чёрт возьми! Короче, мы заметили, что с тебя сыплется земля!

– Ну и что?

– Много ты с себя уже сбросил за прожитую жизнь? – вмешался Дюм.

– Понятия не имею! Я не слежу за весом! Знаю только, что чем больше мне приходится пережить, тем сильнее и крепче я становлюсь!

– Вот именно! – Подпрыгнул Юм.

– Оре. – Олуи с серьёзным видом схвати его за плечи. – Ты ведь из руды! И когда ты переживаешь сильное, кующее твой характер чувство, ты очищаешься от шлака! Ты становишься чище и твёрже!

– Помнишь молот, что дал тебе Серивер? – вставил Дюм.

– А мы ведь неплохие кузнецы! – ухмыльнулся Юм.

Оре тут же смекнул и отскочил назад, угрожающе устремив остриё меча на троицу.

– Вы что это задумали, котятки?

– Оре, выслушай. – Схватился за сердце Олуи. – Ты, конечно, немного уменьшишься в размерах. И прежнюю руку из этого искусно выкованного меча мы навряд ли сделаем. Но приковать его на прежнее место – сделать меч вновь частью тебя, твоей карающей рукой – мы постараемся. Клянусь!

– Я знаю, мы с Дюмом те ещё оболтусы, но поверь: кузнецы из нас что надо!

– Мы знаем своё дело! И инвентарь раздобудем.

Олуи без страха и наивно приблизился к мечу и стал водить по нему пальцами.