Созвездие Стрельца
Шрифт:
— Поимею! — сказала Фрося.
— А я ваш адресок запишу. На первый раз. А при повторении безнадзорности Лунина Геннадия будете оштрафованы…
Записав адрес и поправив планшетку на боку, он вышел.
Фрося вынула из печки кастрюлю. Поставила на стол тарелку и положила Генкину пайку.
— Ешь! — сказала она.
Генка, следя за ней настороженными глазами, принялся жадно хлебать картофельный суп. Нос и щеки его тотчас же покраснели.
— Потом умоешься! — сказала Фрося.
…Милиционер
Удивленная мама Галя встретила его стоя.
— Я извиняюсь, гражданка! — сказал милиционер. — Будто вы звонили насчет бегства мальчишки Луниной… Вы? Очень приятно. Участковый, старшина милиции Баландин. Мальчишка доставлен к родительнице. Живой. Чего ему сделается! — Милиционер понизил голос, оглянулся на дверь и доверительно спросил, покрутив возле лба указательным пальцем: — А у нее того-этого нету случайно? Может, замечали что-либо относительное…
— Три дня назад она похоронное извещение получила! Мужа убили! — сказала Вихрова.
— A-а! Ну, тогда порядок! Вообще, вы знаете, когда кто-либо похоронку получит, в большое расстройство приходят. Все могёт быть тогда… Ну, будьте здоровы! Но — прошу вас, конечно! — понаблюдайте…
Когда шаги его затихли, Вихрова зашла к Луниной.
Фрося мыла в тазу раздетого до пояса Генку. Вместо головы у него была белая, мыльная шишка. Фрося полила ему на голову из чайника. Генка, фыркая, стал смывать мыльную пену. Фрося смотрела на спину Генки, где багровый кровоподтек начинался от плеча и, пересекая лопатки, пропадал на боку. «Ведь убила бы!» — с невольным содроганием сказала себе Фрося, и вдруг страх за Генку охватил ее. Она легонько дотронулась до синяка. Генка скривился.
— Больно?
— А ты как думаешь?
Вихрова сказала:
— Ну, я рада, что дело кончилось благополучно, Гена. Мы с твоей мамой уже не знали, что и думать. Все отделения милиции обзвонили. Как же ты не подумал о том, что мама будет тебя искать, будет беспокоиться, будет переживать…
— Ни чик! — сказал вдруг Генка непонятно. Вытирая голову сухим полотенцем и чувствуя себя отлично, — как видно, мать совершенно угнетена происшедшим и напугана его исчезновением! — он сообразил, что теперь его позиции в доме укреплены сильно, и спросил. — А бурундук где?
Фрося бросила взгляд на Вихрову, медля с ответом.
— Очень грустно, Гена, что так получилось! — сказала Вихрова, краснея. — Бурундучишка шнырял по всем комнатам. Забежал и к нам. Тут его увидел Васька. Думал, что крыса, наверное. Ну и… Я даже ревела — такой красивый, милый зверек! Игорешка до сих пор не может видеть Ваську и не пускает его в комнату. Живет Васька в кухне…
«Убью!» — подумал Генка, сверкнул злыми глазами на Вихрову и отвернулся от нее.
— Я на двор пойду! — сказал Генка и потянулся к своему ватнику.
Мать кивнула головой.
Его триумфальное шествие под покровительством старшины милиции не прошло незамеченным во дворе. Уже по узенькому тротуару слонялись, изнывая от любопытства, и близняшки, и Мишка Аннушкин, и ребята из второго каменного дома, где жили Ирочка-балерина, тихий Шурик-мудрец и всякая другая мелюзга.
Темноглазая Наташенька и светлоглазая Леночка, двойняшки, так и схватились руками за Генку, когда он сошел с лестницы Мишка хлопнул его по плечу:
— Здорово! Где ты был? А что с милиционером?
Генка ответил Мишке тем же, хотя Мишка и не заметил этого толчка, а Генкино плечо, куда пришелся удар Мишки, прямо по синяку, заставило его скривиться от боли. Генка и всегда-то считал Мишку как бы существом низшего рода: Мишка не дрался и ни на кого не задирался, ограничиваясь добродушной усмешкой, когда его задевали, — а теперь ореол героя, личности необычайной, прибавил Гонке спеси. Он ответил небрежно:
— На чердаке банка ночевал. Лафа, понимаешь! Темнота, понимаешь. Привидения всякие! Крысы во-от такие!.. Ни чик!
Близняшки съежились от страха, но их глаза с обожанием были устремлены на Генку. «Ой, я боюся!» — сказала Наташка и спряталась за брата.
— А чего делали-то на чердаке? — спросил Мишка, сопя.
— Ну, покурили… Выпили, понимаешь! — сказал Генка с той же покоряющей небрежностью и добавил многозначительно. — И вообще!
Он достал из кармана измятую папироску, спички и, бросив наверх воровской взгляд — не глядит ли мать? — закурил, пуская дым в рукав.
— Ой, курит! Генка курит! — сказала Леночка, не зная, как к этому отнестись, но смутно предугадывая, что на старом дворе начинается новая эра культуры — до сих пор никто из ребят здесь не курил.
— Дурак! — сказала Ирочка. — Вот будет у тебя тубор… это самое… чахотка!
— Не учи ученого — съешь дерьма печеного! — отразил Генка неожиданный удар со всей находчивостью и остроумием, на которые был способен и которые заметно возросли после исчезновения его из дома и пребывания в обществе людей, повидавших свет, каким конечно же был Сарептская Горчица и другие такие же светские люди, про которых намеками говорил новый друг Генки…
— Пойдем, Шурик! — сказала Ирочка брату.
— Иди почитай, читатель! — саркастически, плюнув в сторону на три метра — у него было время усвоить этот великолепный аристократический прием! — сказал Генка и захохотал, давясь от смеха. Он так хохотал, что всем остальным ребята показалось, что чтение книг — это совершенно глупое занятие.
Шурик посмотрел на него.
— Я не дам тебе больше водить Индуса за поводок! — произнес он. — Почему ты Ирку обижаешь?