Созвездие Видений
Шрифт:
6
«Хотел бы я знать, кто здесь сумасшедший?» — подумал Анатолий Петрович Выговцев, выходя на центральную аллею больничного парка.
Еще утром он твердо знал, что сегодня — выходной. Однако, приход на работу в день отдыха еще не повод для подозрений в ненормальности. Это смотря откуда выйти. Анатолий Петрович, к примеру, вышел из кустов. А перед тем, как из них выйти, он долго и, самое главное, неизвестно зачем шлялся по грязным кривым тропинкам и дорожкам «Шанхая». Он провалился в полускрытую травой канаву, его трижды облаяли беспородные и оттого, наверное, злые собаки. Причем одна из них, мелкая и докучливая, гналась за ним минут пять. Приученный анализировать не только психологическое состояние своих пациентов, но и свое, Анатолий Петрович дал себе отчет
1. Он не должен был сегодня идти на работу.
2. Тем более у него не было оснований ходить по «Шанхаю».
3. Он отвратительно грязен, весь в репьях, и не может в таком видел показаться на работе.
4. Тем не менее, он оказался вблизи больницы.
5. Его поведение в это утро не поддается логичному объяснению.
6. И, наконец, несмотря на все это, настроение у него было чудесно! Последнее требует уточнения. С чудесным настроением он только вылез на дорожку. С первых шагов по ней настроение стало портиться. Причем, не столько от своего вида, сколько от необъяснимости этого самого хорошего настроения. Дав себе вышеуказанный отчет, Анатолий Петрович снова нырнул в кусты. Здесь, с помощью пучков сухой травы, он постарался хоть бы частично отчистить брюки и туфли. В какой-то степени это удалось. По-прежнему хоронясь за кустами, он выскочил с территории больницы и отправился домой. Что-то несомненно произошло, но что именно, Анатолий Петрович не понимал и был склонен отнести все на счет переутомления. Он знал, какие шутки может шутить человеческая психика, если сдают тормоза.
Когда-то кто-то сказал, что для того, чтобы сделать правильный вывод, необходимо только достаточное количество информации. Анатолий Петрович не был бы так спокоен, если бы мог понаблюдать за собой со стороны. Утром он намеревался просто погулять. В том, что ноги сами понесли его в сторону больницы, еще не было криминала. Направленный в этот город на стажировку в качестве интерна и увлеченный работой, он хорошо освоил только этот маршрут. На подходе к больнице его поведение изменилось. Он уже не прогуливался, рассеянно глядя по сторонам, а целеустремленно шагал. Миновав же центральные ворота, заметался, словно потерял след. Справа, там где кончался больничный забор, начиналась ничейная зона, пустырь, густо заросший крапивой, репьем, колючками и прочими растительными хулиганами. То там, то здесь их путаницу рассекали кривые, грязные тропинки. Все они вели в «Шанхай». «Шанхай» не раз пытался распространиться и на эту территорию, вплоть до улицы. Но городские власти стойко отбивали его атаки, полагая, что заброшенный пустырь лучше, чем пустырь заселенный. В результате этой борьбы, из зелени торчали остовы сараев и бывшие заборы из колючей проволоки. Вблизи одной из таких развалин проходила, ничем не отличная от других, тропинка. Но Анатолий Петрович ступил на нее с видимым облегчением и с просветленным лицом. В дальнейшем он пересек половину «Шанхая» именно по ней, ни разу не свернув в сторону. Это было не менее странно: избранная тропинка оказалась одной из самых грязных, буквально расквашенных и растоптанных вдрызг. Она (единственная), дважды, а не один раз пересекала «Великую Желтую» реку «Шанхая» — канаву, заполненную жидкостью многообразного происхождения. А справа, слева, вдоль и поперек проходили тропки и даже дорожки, значительно менее опасные при ходьбе… Была, однако, у этой тропинки особенность: именно на нее выходила окном избушка, в которой уже более десяти часов спал Трофимов.
Дойдя до избушки, Выговцев долго глядела мутное стекло, прижимаясь к нему лицом. Внутри ничего не происходило и никого, кроме мирно спящего Трофимова, видно не было. Убедившись в этом, Анатолий Петрович, словно бы потерялся. Он перешел со своей тропинки на соседнюю, потом свернул на третью… Сверху его движения до выхода на аллею походили на полет моли — непредсказуемые направления движения, метания в тупиках и закоулках. Однако, вышел он, как уже отмечалось, довольный, и ничего про спящего Трофимова не знающий и не помнящий. Дома он тщательно записал все произошедшее. Записанное и прочитанное вслух, оно казалось еще непонятнее.
С первого курса, института Выговцев увлекался йогой. И сейчас, в поисках стремительно теряющегося душевного равновесия, он принял несколько асан,
…Внизу, далеко внизу расстилалась огромная, теряющаяся в дымке долина, замкнутая с боков горами. Сверху они казались игрушечными, но он, Выговцев, знал, как отвесны их стены, глубоки пропасти и безжизненны вечные снега вершин. От белизны сияющих под солнцем пиков ликующая зелень долины казалась еще сочнее, а голубизна протекающей посередине реки резала глаза. Очарованный открывшейся перед ним картиной, Анатолий Петрович не сразу ощутил тяжесть, а ощутив — не удивился, хотя было чему: в правой руке он сжимал длинный, неширокий меч. По его сверкающему лезвию пробегали еще более яркие синие искры. От меча веяло жаром, хотя рукоять на ощупь была нормальной температуры. Все это — и стремительно приближающаяся долина, и меч казались уже знакомы Выговцеву, словно он уж бывал здесь и не первый раз держал в руках этот меч.
«Красиво-то как! — подумал Анатолий Петрович. — Полетать бы еще…» На этой мысли он вдруг почувствовал как до боли напряглись мышцы спины. Свело, а потом развело лопатки, и долина внизу стала медленно разворачиваться. Анатолий Петрович изогнулся в воздухе, оглядываясь. За — точнее, над его спиной сияли незапятнанной белизной два огромных, гудящих от встречного воздуха, крыла. Теперь уже осознанно, Выговцев еще больше развел лопатки и крылья, развернувшись горизонтально, замедлили его полет. Чуть накренившись набок, он уже не пикировал, а планировал, описывая над долиной огромный круг. Постепенно внизу стали различимы детали — пышные рощи, огромные поляны, ярко-желтый песок речного берега и даже отделано стоящие гигантские деревья, больше похожие на небольшие рощицы. Увлеченный разглядыванием, он пропустил момент атаки.
Огромный орел с клекотом промелькнул справа от него, рухнул вниз и уже под ним, замедляя полет, распахнул иссиия-черные, с белыми проблесками крылья. Выговцев спокойно наблюдал, как орел уходит вправо и медленно набирает высоту для нового нападения. И тогда, когда кривые желтые когти уже нацеливались ему в голову, он поднял над собой меч. С острия сорвалась тонкая, ослепительная даже в свете солнца, молния и ударила в опушенное белым брюхо орла точно между лап. Последовала бесшумная вспышка, сбоку мелькнуло, и машинально вытянув левую руку, Анатолий Петрович поймал что-то чешуйчатое. Это была лапа, еще сжимающая и разжимающая огромные когти. Вздрогнув, Выговцев выпустил лапу и, сложив крылья, стремительно ринулся вниз.
Уже над самым лесом он снова замедлил полет и поплыл в воздухе чуть не касаясь вершин. Внизу под ним стояла тишина. Справа и слева гремели птицы, их разноголосый клекот, писк, чириканье, долетали до Выговцева еще тогда, когда он был достаточно высоко Но там, куда попадала его тень и в радиусе десятка метров вокруг, все замирало. И отблеск меча метался по сомкнутым кронам, как отблеск пожара.
Наконец в ветках замелькали просветы, вдали завиднелась уже другая, более яркая, луговая зелень.
«Здесь!» — понял Выговцев и захлопал крыльями. К поляне он подлетал уже стоя. Теперь Анатолий Петрович увидел, что одет в длинную, до колен, белую рубаху, схваченную в талии белым же широким пояском и сандалии, подвязанные перекрещивающимися на икрах, ремешками.
Человека он увидел не сразу. Человек лежал на спине под кустом и смотрел на свисающие прямо к его лицу белые, махровые цветы. Он, казалось, не обратил никакого внимания на появление Выговцева. Анатолий Петрович почувствовал, как в нем нарастает раздражение.