Шрифт:
«Страшит лишь то, чего ещё не знаешь,
Пугает то, чего не осязал.»
Данте Алигьери
«Мы истину, похожую на ложь,
Должны хранить сомкнутыми устами,
Иначе срам безвинно наживёшь…»
Данте Алигьери
Пролог
Три миллиона людей, время от времени мечтавших умереть, перестали существовать в очень короткий срок. Может, четыре миллиона.
Директор Остин во время этого досадного происшествия сидела в своём кабинете, который представлял собой круглую комнату внушительных размеров, но весьма аскетичного
Директор Остин знала, что ещё ни одному из предыдущих Директоров не доводилось видеть света красной лампы. Ни Директор Драгенг, ни Директор Хоровикц, ни Директор Суинсон – покойный предшественник Директора Остин – никто из них не представлял себе её включения. В какой-то мере Александра Остин вновь почувствовала себя избранной.
Александра Остин с самого рождения поддавалась давлению и внушению того, что однажды настанет день, когда Бог накажет человечество. Когда повторится Великий потоп, пусть и в другом виде. И совсем неважно, насколько верным и безгрешным ты проживёшь свою жизнь, ведь абсолютно невиновных не бывает. Единственный способ избежать наказания – стать тем, кто следит за его исполнением. Именно с такой установкой на жизнь Директор Остин добилась высокого поста в единственной действующей тюрьме мира. И впервые в жизни она сомневалась.
Директор Остин твёрдо знала лишь одно: слова её матери о происходящем здесь – полностью правдивы.
Директор Остин не сводила глаз с бешено вращающегося диска света внутри красной лампы. Приглушённые звуки сирены распространялись не снаружи стен, а будто внутри них. Людских криков не было слышно, но она знала: они есть. Там, внизу, во всех корпусах тюрьмы, а может уже и здесь – в Административной башне, – от воплей спрятаться невозможно. Кричали охранники, медики и обслуживающий персонал, раздираемые воспылавшими заключёнными буквально на части. Наверняка, участь жертв выпала и немалой части других узников, особенно из корпусов C и D. На всей территории крепости, содержавшей в неволе миллионы преступников, валялись мёртвые тела. Где-то с большим, где-то с меньшим числом уцелевших конечностей. Повсюду разлит тошнотворный металлический запах крови, пота и экскрементов. И ржавчины. Так должна звучать симфония, олицетворяющая само понятие ужаса. Но всё это там, за пределами стерильного кабинета, внутри которого не найти даже намёка на мусор.
Директор Остин не видела ничего из того, что творилось снаружи, но живо представляла себе всё, что там происходит. И в то же время её не покидало чувство нереальности. Казалось, что это всё дурной сон. Что стоит лишь проявить малое усилие воли, как она проснётся здесь же, буквально в двух метрах, на диване, и примется за работу, которую выполняла уже долгих семь лет. Но воображая лишь на долю секунды то, что творится вокруг, мозг будто специально выкидывал Директора Остин за пределы её собственного тела, позволяя взглянуть на всё со стороны. Как раз это трудно передаваемое ощущение и заставляло женщину вот уже сорок минут не выпускать из рук карманную Библию – единственную книгу, имевшуюся у хозяйки кабинета, – и вместе с тем не дозволяло открыть её и отвлечься от страшного происшествия в тюремных владениях. Конечно, никто из её подопечных не знал ни о наличии священной книги у Директора, ни о её религиозности в целом. Иначе это вызвало бы вопросы не только у них, но и у Государства, доверяющего исключительно прагматикам.
Директор Остин считала, что здесь, на самом верху Административной башни, ей ничто не грозит. Уже скоро за ней пришлют отряд спецназа для эвакуации. Когда она отправляла сигнал о начавшемся бунте, она вновь подумала, что сделала это первой в мире. С открытия тюрьмы в 2000-м году ни Директор Драгенг, ни Директор Хоровикц, ни скоропостижно скончавшийся Директор Суинсон за свои десятилетние сроки правления (в случае Суинсона – четыре года) ни разу и подумать не могли, что бунт действительно возможен. Ведь эти стены – последняя функционирующая тюрьма, в которой содержатся преступники со всей планеты. Для надзора над ними привлечены лучшие кадровые представители правоохранительной структуры, а также самые передовые технологии, беспрецедентная система безопасности и условия жизни и труда. Кроме того, в восстании не было никакого смысла хотя бы потому, что в случае освобождения узникам просто некуда бежать.
Директор Остин встала из-за стола и направилась к своему любимому окну. Она не сомневалась, что оно было любимым не только у неё, но и у каждого из её предшественников. По пути Александра шаркнула левой ногой. Немного посомневавшись, она точно также повторила движение и правой, задев подошвой сапога покрытие пола. Звук вышел не совсем таким, как от левой ноги, поэтому Директор повторила своё усилие, на этот раз ближе подойдя к оригиналу, а затем шаркнула левой ногой так, чтобы получившийся звук уравновесил первую неудачную попытку правой ноги. Удовлетворившись, Директор Остин уже без приключений добралась до всеми любимого окна её кабинета. Аккурат за ним открывался самый великолепный вид из всех, что кому-либо доводилось видеть. Вид на Землю.
Внезапно, из включенного компьютера донёсся сигнал внутренней связи. Директор Остин подошла к монитору и не успела понять, что же она испытала: простое удивление тому, что кто-то в принципе выжил в той чертовщине, что творилась внизу, или ужас от того факта, что выходившие на связь люди звонили из коридора, который начинался сразу за дверями её кабинета. На изображении с камеры, выходящей на прибывших гостей, женщина увидела несколько охранников, пару разнорабочих и десяток людей в оранжевых комбинезонах. Однако было совершенно не ясно, кто у кого в заложниках. И те, и другие судорожно сжимали в руках взведённое оружие, представленное стандартными дробовиками и пистолетами – нужды в дальнобойных винтовках на Луне не было. Прежде чем Остин что-либо предприняла, из толпы выдвинулся человек, в котором она признала начальника службы безопасности. В горле у Директора пересохло: мужчина знал пароль от её кабинета.
Эпизод 1
Бар «Пропущенный» расположен во дворах жилых домов и представляет собой внешне неприятное здание, разваливающееся то тут, то там. Кирпичи крошатся, от стен отламываются целые слои штукатурки, а углы обмочены особо засидевшимися завсегдатаями давно и, по всей видимости, уже навсегда.
Тем не менее, отбоя в посетителях заведение не испытывает.
Воздух внутри помещения пахнет алкоголем и развратом, а атмосфера подчеркивается намеренно созданной темнотой. Единственные источники света – небольшие светильники по периметру и сводящие с ума всплески стробоскопа. Последние на самом деле лишь ухудшают видимость. Как и подобает подобному заведению, чем дальше ты заходишь в глубины танцпола, тем менее вероятно, что ты увидишь с кем целуешься или кто елозит по твоему чинному месту. Тем логичнее, что ближе к центру под сводящую с ума своей громкостью музыку тусуются исключительно индивидуумы, не прожившие и четверти века.
И пусть посетителей более старшего возраста в «Пропущенном» бывает совсем немного, своё законное место у самого края барной стойки занимает мужчина лет пятидесяти. С заплывшими глазами, неопрятной щетиной и волосами, он выпивает здесь почти каждый день от четырёх до десяти бокалов самого жалкого и дешёвого пива, которым брезгуют даже прыщавые подростки, выпросившие у матерей мелочь на тетради. Помимо стакана со спиртным, перед ним стоит чашка с холодным американо. Мужчина заказал его в начале вечера, но так и не притронулся к напитку. Это не смущает барменов. Как и заказ в целом. Во-первых, желание клиента – закон. Во-вторых, работники давно привыкли к странному завсегдатаю с неизменным заказом.