Спартак
Шрифт:
Летом 77 года вместо консулов того года Помпей с войском перевалил через Альпы. Он усмирил восставших в поддержку Лепида галлов и осенью перешел через Пиренеи.
Первые два года (76–75 гг.) Помпей в военных операциях терпел неудачи. Сенатское большинство как огня боялось его успехов, не давало ему ни денег, ни подкреплений. Помпей отвечал на это интригами в Риме, поддерживая агитацию народных трибунов за отмену сулланских порядков. Чтобы содержать армию, ему приходилось производить изъятие денег и хлеба у галлов. Зимние постои легионов Помпея, регулярные наборы вспомогательной галльской пехоты и конницы делали положение галльской общины еще более трудным, чем обычно. По необходимости галлы прибегали к займам у римских откупщиков и влезали в неоплатные долги. Несостоятельных должников массами обращали в рабов и отправляли на работы в Италию. Все это давало пищу антиримской агитации и делало тыл
Помпей понимал, что война будет трудной. Так и оказалось в действительности. В конце 75 года молодой полководец прислал в сенат письмо. В нем он очень прозрачно угрожал вернуться с войском в Италию, если не получит необходимых подкреплений и денежных субсидий. В начале 74 года, в консульство Лукулла, сенат заслушал письмо Помпея на официальном заседании. К тому времени назрела новая война с Митридатом, возвращение Помпея было бы очень некстати. В кулуарах сената говорили, что разочарованный ходом военных действий в Испании полководец мечтает о назначении на более легкую и выгодную войну. Под последней имелась в виду война с царем Понта. Однако ни одна из сенатских групп, за исключением сторонников Помпея, не хотела на это согласиться. Поэтому по предложению консула Л. Лукулла (а он и сам имел в виду командование в данной войне) были приняты меры, удовлетворявшие насущные потребности находившихся в Испании полководцев.
Неспокойно было и в Иллирии. Посланный туда наместником пропретор Г. Косконий в течение 3 лет (76–74 гг. до н. э.) воевал с местными племенами. После двух лет осады с большим трудом он взял их главную крепость — город Солону. И все это время 50-тысячное римское войско раздиралось партийными интригами (направлялись они из Рима). В 74 году легат пропретора М. Атилий Бульб (Цицерон об этом стороннике Цетега говорит так: «Он вообще негодяй, подлец, мошенник, запятнавший себя многочисленными гнусностями») пытался взбунтовать самый влиятельный легион, чтобы подчинить затем всю армию. Он потерпел неудачу и в 73 году оказался привлечен к суду по обвинению в государственной измене. П. Цетег благодаря своему влиянию все-таки сумел его оправдать. Во времена спартаковской войны Бульб неоднократно выступал в качестве судьи и, по утверждению Цицерона, прославился продажностью.
Еще хуже, чем в Иллирии, обстояли дела в Македонии и Фракии. В течение 78–76 годов проконсул Македонии Аппий Клавдий тщетно пытался овладеть стратегически важной областью на македоно-фракийской границе. Он умер в ходе боевых действий, а его преемнику Г. Скрибонию Куриону, видному полководцу Суллы, после ряда сражений с фракийцами пришлось переключиться на дарданов, тревоживших его провинцию набегами с севера (74 г.).
Накаленной выглядела обстановка и на дальних восточных рубежах республики. С подозрением наблюдал сенат за действиями армянского царя. Тигран явно показывал намерение стать наследником распадавшегося царства Селевкидов. Он распространил власть по восточному берегу Евфрата и пытался присоединить Каппадокию. В 78 году оттуда было переселено в Армению население 12 городов (это переселение рассматривалось римлянами как первый шаг к реализации его опасных планов). Тигран покорил часть Киликии, Сирии и Финикии. Антиохия, столица Селевкидов, стала одной из его столиц. Главную столицу он построил на границе Армении и Месопотамии, назвав ее Тигранокертой (город Тиграна).
Считая себя наследником великих царей — Дария и Ксеркса, Тигран появлялся не иначе как в пурпуровом кафтане, длинных широких шароварах, высоком тюрбане и с царской повязкой на голове. По словам Цицерона, всюду ему раболепно прислуживали и сопровождали его четыре «царя».
Большую озабоченность сената вызывала и позиция Митридата. Последний набрал значительное войско, хорошо вооружил и снабдил его. Отдельные части с помощью италийских эмигрантов, находившихся при понтийском дворе, были организованы по римскому образцу. Митридат снова подчинил себе земли, отпавшие от него. Он занимался поиском новых союзников. С деньгами и подарками послы отправлялись к владетелям Иллирии, Фракии, Скифии, Галатии. Митридат обручил дочерей с новыми царями Египта и Кипра —
В конце 75 года сенат объявил о превращении в провинцию африканского царства Кирены и понтийского соседа — Вифинии. Последнее присоединение произвели на основе завещания умершего царя Никомеда III. Его наследник также был объявлен «незаконнорожденным».
Митридат счел это за оскорбление и вызов и решил, что война теперь неизбежна (он знал также, что римляне уже в 77 году усилили киликийскую армию; по официальному заверению, сенат ожидал тогда неприятельского нападения в связи с восстанием Лепида). Римский сенат еще больше укрепил царя в его подозрении, отказавшись дать письменное подтверждение пунктам Дарданского мирного договора, заключенного Суллой с Митридатом устно.
В конце 75 года через Л. Фания и Л. Магия, двух бывших офицеров мятежного Фимбрии [32] , Митридат заключил военно-политический союз с открытым врагом римского сената — сторонником Мария Серторием. Плутарх писал о нем: «Громкая слава Сертория разнеслась повсюду, приплывшие с Запада наводнили молвой о нем, словно иноземными товарами, весь Понт». Серторий признал за царем право на Пафлагонию, Вифинию и Каппадокию (владения, которых Митридат по Дарданскому миру лишился). Он также прислал на помощь отряд во главе с пропретором Марком Марием, сенатором, родственником умершего главы марианской партии. Со своей стороны, царь отправил в Испанию 40 кораблей и 3 тысячи талантов на военные расходы.
32
Фимбрия являлся начальником конницы консула-марианца Валерия Флакка (86 г.). Он убил своего командующего и захватил в войске власть. Когда солдаты стали перебегать на сторону победоносного Суллы, кончил самоубийством (85 г.).
Приготовления Митридата к войне, как и сама война, произвели на римлян сильнейшее впечатление. Цицерон говорил об этом так: «Между тем Митридат воспользовался данным ему временем не для того, чтобы заставить вас позабыть о прежней войне с ним, а для того, чтобы доставить себе средства к ведению новой. Под предлогом похода против соседей-боспорцев он выстроил и оснастил сильный флот, набрал громадные полчища из каких только можно было племен и отправил послов с письмами даже в Испанию к тем вождям, с которыми мы воевали тогда; его цель состояла в том, чтобы война с нами велась на двух театрах, очень отдаленных друг от друга и лежащих на противоположных концах вселенной, на суше и на море, двумя неприятельскими войсками, но по одному плану, и чтобы мы должны были, сражаясь за свою державу, разъединить свои силы».
Наконец, еще одной тягостной заботой сената служили пираты. Плавая на небольших барках, они с течением времени стали объединяться в самые настоящие эскадры. Их предводителями выступали опытные моряки. Самыми знаменитыми были киликиец Афинодор, вифинец Гераклеон, критяне Ласфен и Панар, грек Пирганион и сириец Селевк.
Пираты установили прочные связи с греческими приморскими городами. У них они строили новые большие суда, продавали добычу. Пираты сделали почти непроходимым Средиземное море. Они грабили богатые храмы, облагали контрибуциями города и многочисленные местности, похищали знать с италийских курортов и под угрозой смерти требовали выкуп. Сицилия, как и другие провинции, жестоко страдала от их набегов. Наместники, обязанные бороться с пиратами, плохо справлялись с этой задачей. О причине такой удивительной немощи Цицерон сказал совершенно откровенно: «Наши полководцы, за редкими исключениями, обогащались ежегодно за счет нашей казны, между тем как их флоты, служившие предлогом для их назначения, ничего другого не делали, как только увеличивали летопись нашего бесславия новыми поражениями».
Из всех экспедиций, которые специально направлялись против пиратов, имела успех лишь одна — под начальством проконсула Публия Сервилия. Она длилась почти пять лет (79–75 гг. до н. э.) и закончилась разрушением главных пиратских гнезд. Победитель снискал почетное прозвище Исаврийского. Цицерон был о Сервилии самого высокого мнения и называл его «светилом и украшением государства»; «своими подвигами на суше и на море, — восклицал оратор, — он заслужил того, чтобы вы (то есть римляне) в вопросах о войне считали его мнение самым веским из всех».