Спартак
Шрифт:
На форуме, главной площади города, где находилась трибуна для произнесения речей, знаменитая ростральная колонна консула Дуилия, победителя карфагенского флота, храм Сатурна — хранилище государственной казны, храм Согласия — хранилище военной казны, место ожидания иностранных послов, ждавших аудиенции сената, Мамертинская тюрьма, дворец Сената — курия Гостилия, триумфальная арка Фабия Максима, победителя галлов-аллоброгов (120 г. до н. э.), храм Весты и дом весталок, храм героев Кастора и Поллукса, маленькие портики, целая толпа статуй из мрамора, камня, бронзы (хотя число их сильно поубавил цензор Корнелий Сципион в 156 г. до н. э.), где находились еще некоторые лавки, но главным образом конторы банкиров, менял и маклеров, — здесь каждый день, вне зависимости от погоды, толкалось огромное количество людей разных возрастов и званий. Среди них всегда находились постоянные посетители — «завсегдатаи форума», люди без определенных занятий, проводившие время в праздной болтовне, проявлявшие величайшую охоту продаться кому угодно в качестве лжесвидетелей, клакеров, соглядатаев и т. п.
Именно тут часто появлялись народные вожаки — Фир-мидий и Тиций,
46
Дальнейшая судьба Макра оказалась такова. С помощью Красса и при содействии Помпея он добился в последующие годы претуры, потом получил провинцию, где сумел, по обычаю всех римских наместников, хорошо нажиться. По возвращении в Рим в 66 году он был привлечен к суду, и Красс, недовольный некоторыми его действиями, этому не воспрепятствовал. О последующем Плутарх рассказывает: «…Лициний Макр, человек, имевший уже сам по себе большую силу в городе, да притом еще пользовавшийся поддержкой Красса, будучи привлечен Цицероном к суду за хищения и полагаясь на свое влияние и благосклонное к себе отношение, ушел в то время, как судьи еще голосовали, к себе домой, наскоро остриг голову, надел как бы в знак того, что выиграл процесс, белую тогу и двинулся было снова на форум. Встретившись же у порога с Крассом, принесшим известие, что судьи единогласно вынесли обвинительный приговор, Лициний вернулся к себе, слег в постель и умер. Дело это создало Цицерону (он был тогда претором. — В. Л.) репутацию ревностного блюстителя законности» (Плутарх).
Геллий-младший, брат консула Л. Геллия, являлся видным членом группировки популяров. Цицерон его ненавидел (позже он был другом Катилины и Клодия, его заклятых врагов). В речи «За Сестия» он именовал его «взбесившимся и нищим гулякой», человеком, «не достойным ни своего брата, прославленного мужа и честнейшего консула, ни сословия всадников». Дело в том, что Геллий, будучи по роду сенатором, усыновленным вдобавок знаменитейшей личностью — выдающимся оратором Л. Мар-цием Филиппом, консулом 91 года, цензором 86 года, юность свою провел весьма бурно, промотал имущество своего отца, будучи одним из самых знаменитых кутил в Риме, после чего объявил себя «греком» и погрузился в литературные занятия. Так как они не дали ему денег и славы («Зачастую, — ехидно замечает Цицерон, — он даже оставлял книги в залог за вино; ненасытное брюхо оставалось, а средств не хватало»), то Геллий решил заняться политикой. Он свел близкое знакомство с народными трибунами, объявил себя приверженцем народной партии, стал часто бывать в народном собрании, держать мятежные речи и даже женился на вольноотпущеннице. Такое его поведение скандализовало всех его родных, которые отказались от него. Сенат с целью образумить нечестивца лишил его принадлежности к сенатскому сословию и причислил к всадникам. Но Геллий и не думал каяться. Закусив удила, он продолжал гнуть свою линию. Связавшись с Крассом, он стал оказывать ему на форуме важные услуги. Главные надежды теперь, как и большинство плебеев и народных трибунов, Геллий стал связывать с государственным переворотом. Его чаяния, как и его угрозы, не оставались секретом для врагов. Характеризуя его деятельность этого периода, Цицерон патетически восклицал: «В каком мятеже не был он вожаком? Какому мятежнику не был он близким другом? Какая бурная народная сходка была устроена не им? Какому честному человеку когда-либо сказал он доброе слово? Доброе слово? Какого храброго и честного гражданина не преследовал он самым наглым образом?»
Эти-то вот люди разворачивали активную деятельность на форуме и в судах, где шла повседневная, озлобленная война сторон. Провинциалы из всех частей света стекались с жалобами в Рим в поисках правды и защиты. Характерным среди всех этих дел явилось дело сицилийца Диона из Галеса.
Дион, сын Диона, получил в 75 году богатое наследство от родственника Аполлодора Лафирона с условием поставить в родном городе несколько статуй; при нарушении указанного условия он был обязан выплатить штраф знаменитому в Сицилии храму Венеры Эрицинсхой.
Не успел сын Диона вступить во владение наследством, как вмешался прибывший в Сицилию (в Мессану) в качестве наместника Г. Веррес. Выставленный им в качестве обвинителя Новий Турпион, «его шпион и ищейка» (Цицерон), стал нахально утверждать, будто завещание было сделано на самом деле… в пользу храма Венеры. Тотчас же Диона призвали к суду претора. «В конце концов Веррес признал ответчика свободным от обязанности платить штраф Венере, но присудил его к уплате крупной суммы ему… Верресу» (Цицерон). В результате Дион уплатил 1 миллион сестерциев, а затем в придачу у него увели целые табуны породистых коней и забрали находившееся в его доме серебро и ковры.
Ограбленный Дион пытался найти защиту, обращаясь за помощью к некоторым римским сенаторам. Наконец он обратился с умоляющим письмом к своему гостеприимцу М. Лукуллу, консулу 73 года, находившемуся во Фракии. Но и тот ему не помог. Тогда, совершенно отчаявшись, Дион отправился за правдой в Рим и до 70 года тщетно обивал там разные пороги. Напоминая судьям о мытарствах Диона, Цицерон, обращаясь к Гортензию, защитнику Верреса, сказал: «Я думаю, здесь много такого, чего не знают мои свидетели, но что знаешь ты; и не его невиновность, а только закон освобождает тебя от обязанности быть по этому пункту свидетелем в мою пользу. (Секретарю.) Читай. (Показания Лукулла, Хлора, Диона…) Как вы думаете, достаточно ли крупна была сумма, которую взял себе, прикрываясь именем Венеры, этот Венерин поклонник, отправившийся в провинцию прямо из объятий Хелидоны?..»
Так среди групповой борьбы в сенате и разбирательства крупных дел провинциалов в суде завершился в Риме 73 год.
Глава тринадцатая
Г. ВЕРРЕС — НАМЕСТНИК СИЦИЛИИ
Гай Веррес (114—43 гг. до н. э.), наместник Сицилии в течение всей спартаковской войны (73–71 гг.), прожил долгую жизнь — 71 год. Умирая под ударами мечей своих убийц — легионеров триумвира Марка Антония, — он мог сказать себе, что прожил жизнь превосходно, испытал все ее удовольствия и получил свою долю славы как участник величайших событий эпохи.
Обвиняя Г. Верреса, ставшего козлом отпущения за всех римских наместников, Цицерон следующим образом представлял его судьям на процессе 70 года: «…Я привлек к суду расхитителя общественной казны, угнетателя Азии и Памфилии, разбойника в сане городского претора, бич и язву сицилийской провинции…Я привел на суд к вам не вора, но грабителя, не развратника, но растлителя, не святотатца, а врага святыни и религии, не убийцу, а кровожадного палача наших сограждан и союзников; по моему мнению, среди всех подсудимых, каких только помнят люди, этот — единственный, которому осуждение может быть отрадно» [47] .
47
После первой речи Цицерона на процессе 70 года и свидетельских показаний против бывшего наместника Г. Веррес признал свое дело безнадежным. Уплатив требуемые с него 40 миллионов сестерций, он добровольно удалился в изгнание на Кампанское побережье. Несмотря на выплату баснословной суммы, он был по-прежнему страшно богат (Цицерон сильно занизил сумму украденных им в Сицилии денег и стоимость различных ценностей). Эти богатства и погубили Г. Верреса, подведя после 27 лет царской жизни под мечи убийц, присланных триумвирами. По иронии судьбы Г. Веррес, не занимавшийся больше политикой, попал в проскрипционные списки вместе со своим бывшим обвинителем М. Цицероном. Последний угодил в них и был убит по настоянию своего личного врага М. Антония.
И такой человек сумел подняться в Риме до высокого сана претора, а потом и наместника сицилийцев, этих «друзей-пахарей римского народа» (Цицерон)!
Возникает вопрос: не сгустил ли краски Цицерон, следуя ораторскому обыкновению? Ответ дал он сам, сказав на другом процессе: «Моими устами говорила сторона, а не мое личное убеждение».
Среди различных аристократических семей у Верреса имелось много друзей. Вот имена лишь некоторых из них: Кв. Катулл, Кв. Гортензий, Г. Скрибоний Курион (отец), братья Лукуллы, П. Корнелий Сципион Назика, будущий коллега Помпея по консульству в 52 году и его тесть, Кв. Манлий, Кв. Корнифиций, уважаемые и строгие судьи — С. Педуций, Кв. Консидий, Кв. Юний и др. Об уважении к Г. Верресу в рядах знати говорит сам брак его. Надменнейшая из римских аристократических семей — семья Метеллов, находившаяся в родстве с самим Суллой! — не сочла ниже своего достоинства породниться с ним. И когда над Г. Верресом нависла беда — суд и грозившее осуждение, — все его родственники и друзья горой стали на его защиту. Отвергая обвинение Цицерона, будто их подзащитный показал себя в Сицилии грабителем и вором, они пускались на всевозможные интриги, чтобы отстоять Г. Верреса, и утверждали, что он не сделал ничего такого, чего не сделали и другие наместники.
Гай Веррес (114—43 гг. до н. э.) родился в знатной и богатой семье. Отец его прославился особенно в качестве дивизора — покупателя голосов граждан для кандидатов, добивавшихся государственных должностей.
В первой части своей жизни (до 30 лет) Веррес не совершил ничего достойного. Цицерон презрительно замечает, что все время до квестуры он лишь «вращался в обществе одних публичных женщин и содержателей домов терпимости». В 82 году, будучи квестором консула Гн. Карбона (несмотря на аристократическое происхождение, Веррес стал на сторону марианцев), он с деньгами консульской армии бежал к Сулле. Этой важной услугой, а также тем, что он сумел обеспечить переход на сторону Суллы множества видных лиц, Веррес сумел обеспечить себе видное место среди победителей. Он участвовал также в проскрипциях — в той мере, в какой участвовали в них другие члены партии Суллы. Затем выступал в качестве легата при новом наместнике Киликии Гнее Долабелле и прославился неслыханно наглыми грабежами союзников. Наворованное он отправлял в Италию, размещал в имениях Долабеллы и своих собственных. В 78 году два «достойных друга» вернулись в Рим. Ограбленные немедленно привлекли Долабеллу к суду. Обвинителем являлся молодой и честолюбивый аристократ Марк Эмилий Скавр. Долабелла проиграл процесс (Веррес ради спасения собственной головы без всяких колебаний «утопил» патрона своими показаниями), уплатил разоривший его штраф в 3 миллиона сестерций и отправился в изгнание. Сам Веррес спасся от суда с помощью огромных связей и взятки. Следующие три года Веррес «тихо» жил в Риме, наслаждаясь приобретенными богатствами, оказывая услуги аристократической партии против бывших марианских друзей. Затем он успешно «штурмовал» претуру (на 74 г. до н. э.) и даже добился наиболее почетной — городской. Соперники, потерпевшие неудачу, пытались привлечь его к суду, но Веррес с помощью всемогущей взятки опять сумел замять дело.