Спартанцы XXI века
Шрифт:
– Ого! Смотри-ка, ребята, как встречают! – удивился Изотов.
Ребята прильнули к окнам: на стоянке их ждали черные «Волги». Тут же из машины вышли двое в штатском и направились к автобусу. Шергин спрыгнул с подножки, доложил о прибытии.
– Занимайте места, – поступила команда, и «альфовцы» расселись по машинам.
«Волги» резко взяли с места. Мелькали знакомые московские улицы. Хозяева, которые сидели за старшего в каждой машине, молчали, как-то по-особому заинтересованно разглядывая пробегающие за окном картины. Помалкивали и гости: в таких случаях расспрашивать не принято.
Машины
Их проводили в дом. В одной из комнат за столом сидел толстый мужчина, шумно прихлебывал чай из блюдечка. Познакомились, фамилия и имя мужчины не говорили ровным счетом ничего: Борис Чичерин. Чувствовалось, что этот толстяк добрый и радушный человек. Он тут же пригласил всех к столу, угостил чаем, бутербродами. От улыбки Чичерина стало как-то спокойнее, ушло напряжение, в котором с самого утра находились бойцы группы «А». Ведь никто и словом не обмолвился, зачем их подняли по тревоге, вызвали в Первое главное управление, отвезли в подмосковный лес. Оставалось только теряться в догадках.
Ждать пришлось недолго. Появился представитель руководства Первого главка, поздоровался и в нескольких словах объяснил задачу: охранять людей, которые будут им представлены. Охранять днем и ночью, беречь пуще собственной головы. И добавил после паузы: «Это большие люди, о которых пока не знает и не должен знать мир».
Мир и вправду еще не знал опальных, бежавших от гнева Амина начальника Генерального штаба Ватанджара, министров Гулябзоя и Анахиту. Редко кто слышал за пределами Афганистана и о Бабраке Кармале, хотя он был соратником Тараки, одним из создателей НДПА, секретарем ЦК, а с 1976 года послом в Чехословакии.
Впервые увидели их и бойцы группы «А». Трое мужчин и женщина вошли в комнату, остановились. На полшага впереди оказался человек с темным, словно загоревшим до черноты лицом, с большим горбатым носом, с черными, как маслины, глазами. Был он широк в кости, плотен телом. Одет в европейский, отменно сшитый костюм.
Борис Чичерин представил гостя:
– Бабрак Кармаль!
Непривычное словосочетание. Изотов повторил про себя имя и фамилию афганца: как бы не забыть, не дай бог.
– А это Гулябзой, – назвал Чичерин следующего, стоявшего за спиной Бабрака мужчину. Тот смущенно кивнул, соглашаясь, и узкая щеточка усов над верхней губой обозначила слегка заметную улыбку.
– Анахита, – продолжал Чичерин, указывая чуть заметным движением руки на смуглую женщину с темной косой, уложенной вокруг головы. Все они были в европейских костюмах. Надо сказать, что никто не заметил улыбки или тени смущения на ее лице. Чувствовалось, что Анахита горда и своенравна. Борис потом объяснил: она из богатой семьи, получила хорошее образование, всегда оставалась ярым приверженцем и самым преданным другом Бабрака. Когда его будут снимать со всех постов, Анахита, одна из немногих, встанет на защиту генсека.
Рядом с Анахитой – высокий, поджарый, в отличие от остальных,
А теперь – здесь, в Подмосковье, на секретной даче, подавленный и растерянный.
Что там у них происходит, если министры, секретари ЦК, герои скрываются за тысячи верст от дома? Называется, свершили революцию. Говорят, река Кабул сегодня красна от человеческой крови. Неужели правда?..
– Вот, пожалуй, и все, – подвел итог представитель командования. – Теперь распределитесь, кто за кого отвечает. Осваивайтесь. Ждите команды.
Для удобства общения и пущей секретности афганцам предложили называться русскими именами.
– Вот Ватанджар, – взял на себя инициативу Чичерин. – Мухаммед Аслан. К чему тут ближе Миша, Саша?
– Саша! – сказал кто-то.
– Хорошо, значит, Саша.
И Борис заговорил на дари – гортанно, распевно, видимо, объясняя афганцам целесообразность присвоения русских псевдонимов. Те согласно закивали. Дали всем русские имена и на том, собственно, закончили.
А все-таки непривычно было воспринимать клекот Чичерина, распевающего незнакомые слова, видеть сверкающие искры в черных, глубоких глазах Бабрака, слышать тоненький, почти женский, голос танкиста Ватанджара. Как дальше сложится судьба этих людей? Неспроста ведь они оказались на даче ПГУ, в лесу, под секретом. Каждому понятно, что неспроста.
Осваиваться долго не пришлось. Подали машины: опять голые, продрогшие деревья за окном, продуваемый всеми ветрами аэродром. Так неласково провожала их Москва. Но Ташкент встречал ярким, совсем не зимним солнцем, теплом. Казалось, вот-вот у взлетной полосы пробьется, выстрелит тонким лучиком зеленая трава. И вновь дача, только не скромный подмосковный домик, а настоящий дворец в миниатюре. Дворец Первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Рашидова.
Ужин со спиртным, на завтрак пять блюд на выбор, красавицы-официантки предупредительны, скромны. Ребята бродили по даче, удивлялись – живут же люди. Шутили между собой, мол, поживем и мы когда-нибудь при коммунизме. Однако коммунизма на их долю было отведено всего двое суток.
Новый маршрут пролегал над советско-афганской границей, над хребтами Гиндукуша, и заканчивался в Афганистане, в Баграме. Здесь опальных министров и их охранников ждала не шикарная вилла, а капониры, вырытые на краю аэродрома.
Недолгой оказалась баграмская командировка для группы «А». 14 декабря ужин прервал сигнал тревоги. Транспортный самолет без опознавательных знаков был подан задней рампой почти вплотную к капонирам. Запущенные двигатели не выключались. В облаке пыли и песка бойцы «Альфы» в срочном порядке проводили на посадку Бабрака Кармаля, Анахиту, Ватанджара и Гулябзоя, погрузили их вещи, забросили собственное снаряжение.