Спартанский Холод
Шрифт:
Не от меня.
– Сейчас это не Логан, – вмешался другой голос, низкий и резкий, выделяясь своим английским акцентом. – И он не остановится, пока один из вас не умрёт. Гвен, окажи спартанцу услугу. Избавь его от страданий.
Я узнал голос Вика. Это был говорящий меч Гвен, оружие, которым она сейчас размахивала. Я кивнул в знак согласия. Вик думал в правильном направлении. Он всегда думал в правильном направлении, потому что кровожадный меч ничего не жаждал так сильно, как убивать Жнецов.
А в этот момент я был самым главным и злым Жнецом из всех – самим Локи. Подумав о скандинавском боге, эта штука, что была во мне, зарылась глубже в сердце. Я чувствовал себя все меньше и меньше, будто сгорал изнутри. Пот струился по моему лицу и шее, я слышал яростное шипение, с которым солёные капли падали на ожерелье, облегающее мою шею. Золотой обруч плотно прилегал к коже и был таким огненным, будто в любой момент готов загореться, и в любую секунду меня поглотит огонь. Откуда-то я знал, что существует только один способ избавиться от жара, боли и мучений – я должен убить Гвен.
Так что я поднял меч и бросился в следующую атаку. И на этот раз я не сдерживался.
Я гонял Гвен по сцене, замахиваясь на нее мечом.
Замах-удар-лязг!
Замах-удар-лязг!
Замах-удар-лязг!
Какое-то время ей удавалось парировать мои удары, так мы и танцевали по сцене, в то время как каждый наш шаг становился громче предыдущего, а деревянный пол был готов разлететься в щепки от нашего топота. Наносимые мною удары становились быстрее, резче и безумней, подогреваемые яростью и этим невыносимым жжением внутри. Ее удары, напротив, замедлялись, становились слабее, она едва успевала отбивать мои атаки.
Гвен смотрела на меня широко открытыми фиолетовыми глазами. Печаль исчезла, сменяясь шоком, удивлением и самое главное – страхом. Мне нравилось то выражение полного отчаяния, когда мой враг, наконец, понимал, что не сможет выиграть битву и шансов предотвратить собственную смерть – нет.
Я ударил своим мечом по мечу Гвен и отбил лезвие в сторону. Ее меч прокатился по сцене, оставляя за собой след из фиолетовых искр, ударился о край и, звеня, упал на пол зрительного зала. До меня донесся крик Вика, он кричал на нас обоих, но мне было все равно. Повертев мечом, вскинул его вверх, повернул острием вниз и вонзил Гвен в сердце.
На какое-то мгновение я не почувствовал ничего, кроме... удовлетворения. Холодное, жестокое, триумфальное удовлетворение перед лицом победы над моим смертельным врагом, который побеждал меня раз за разом. Врагом, представлявшим для меня серьезную угрозу.
Затем Гвен подняла руку и прикоснулась ладонью к моей руке, хотя смертельный холод уже завладел ее пальцами. Ее прикосновение было мягким, словно снежинка, упавшая на мою кожу. Но чувства, которые я при этом испытывал, были совершенно другими. Ее грусть, боль и отчаяние обрушились на меня, задевая до глубины души, как мой меч задел ее сердце.
Слишком поздно я понял, что натворил – я только что убил любимую девушку. Гвен закричала, и я закричал вместе с ней...
Я ворочался из стороны в сторону, боролся с пропитавшимся потом одеялом, покрывавшим широкую кровать. Какое-то мгновение я боролся с воздухом, бил его кулаками, нанося жесткие, бешеные удары невидимым врагам. Секунду спустя я свалился на пол.
Острая боль, пронзившая левое плечо и бедро, от удара на холодный деревянный пол, прервала мой сон.
Несколько секунд я просто лежал, уткнувшись лицом в деревянный пол, ожидая, пока замедлится сердцебиение, нормализуется дыхание и пройдет дрожь в теле. Придя в себя, сел, прислонившись спиной к кровати. Глубоко и устало вздохнув, взъерошил волосы, так что теперь потные черные локоны торчали во все стороны.
Нет, это был не просто сон – это был кошмар.
Вполне реалистичный, потому что я нападал на Гвен не только во снах, но и наяву.
Это случилось несколько недель назад, во время зимнего концерта в Аоиде, когда моя мачеха, Агрона Квин, признала себя предводительницей Жнецов Хаоса, командующей злыми воинами, служившими Локи. Прежде чем я успел понять, что происходит, Агрона надела на меня золотой ошейник, усыпанный драгоценными камнями Апаты, названными так в честь греческой богини обмана. С их помощью, а также книги и устрашающей магии, Агрона и Жнецы попытались переместить душу Локи в мое тело, чтобы бог получил молодое, сильное, здоровое тело вместо своего уродливого и разрушенного.
Однако Гвен использовала свою психометрию, чтобы разрушить магию Жнецов, подавить власть Локи надо мной и напомнить, кем я был в ее глазах на самом деле – Логаном-чертовым-Квином, жестоким спартанским воином и тем парнем, которого она любила так сильно, что была готова пожертвовать собой, пытаясь спасти меня.
О, да, в тот момент, когда я больше всего в ней нуждался, моя цыганочка была там. А я взамен вонзил меч ей в сердце, в точности, как приказала Агрона.
Гвен меня спасла, а я практически убил ее. И убил бы, не окажись там профессора Метис и Дафны. Эта ужасная сцена до сих пор стояла у меня перед глазами, будто это произошло несколько секунд назад. Гвен, лежащая на сцене, кровь по всей груди, начинающая скапливаться под ее телом, закрытые глаза, отсутствующее дыхание, Вик в ножнах, висящих у нее на бедре. Я, Оливер и остальные образовали вокруг нее круг. Я кричал Метис и Дафне, что бы они сделали что-нибудь, помогли ей, спасли. Золотое и розовое мерцание исцеляющей магии Метис и Дафны, сконцентрированное на сердце Гвен, и зияющая глубокая рана, нанесенная мною. Медленно крадущиеся минуты, каждая все длиннее и невыносимее предыдущей. И вот, наконец, раздался слабый, хрипящий вздох Гвен, и на меня обрушилось понимание – она будет жить, я все же не убил ее.
На этом ужасные воспоминания не закончились. Я вспомнил еще кое-что, произошедшее в тот день. То, как ученики отстранились от меня, их испуганные глаза, будто я в любой момент собирался превратиться в Жнеца и убить их всех...
Я потёр лицо, пытаясь прогнать страшные воспоминания и забыть тот ужас, причиненный мной любимой девушке...
Резкий стук раздался в дверь моей спальни.
– Логан? – донесся приглушенный голос отца сквозь массивную деревянную дверь. – У тебя все в порядке? Мне показалось, я слышал какой-то шум.
Мне понадобилось некоторое время, что прогнать воспоминания и ответить:
– Да, все в порядке, – крикнул я, надеясь, что он не заметит, как резко и прерывисто звучали слова. – Я, э-э-э, просто кое-что уронил.
Молчание.
– Ладно, – ответил он. – Завтрак скоро будет готов. Если хочешь, спускайся.
Отец отошел от двери, его шаги были медленными и ровными, словно он все еще прислушивался и при малейшем звуке или признаке того, что я попал в беду, готов был прибежать обратно.