Спасая Куинтона
Шрифт:
– Нова, - говорю я, собравшись и сосредотачиваясь.
– Что ты хочешь от меня? Я имею в виду, ты появляешься совершенно неожиданно просто для того, чтобы пообщаться? Это не имеет никакого смысла.
Она жует картошку, а затем закрывает глаза. Сначала мне кажется, что она собирается заплакать, но, когда она снова открывает их, ее глаза выглядят сухими.
– Я приехала, чтобы помочь тебе, - признается она, глядя прямо на меня.
– Я... я позвонила, потому что хотела найти тебя, мне нужна была твоя подпись на использование видео. Я искала тебя некоторое время, но было очень сложно выследить тебя.
–
– Но я не понимаю, почему ты думаешь, что мне нужна помощь. Я в порядке, и я не понимаю, почему ты этого не видишь и думаешь по-другому.
Ее голубовато-зеленые глаза неторопливо сканируют мое тело с нулевой отметкой того, что она верит, что я в порядке.
– Потому что Делайла сказала мне кое-что по телефону... о тебе.
Я напрягаюсь, пульс ускоряется, легкие сжимаются, чувствуя нехватку воздуха.
– Что она тебе сказала?
– Какого черта я мог наговорить Делайле? Боже, понятия не имею.
Она обдумывает что-то с осторожностью, облизывая губы своим языком и слизывая немного соли с них.
– Ты помнишь концерт, на котором мы были все вместе?
– спрашивает она.
– Конечно... как я мог забыть?
– Это на самом деле одна из немногих вещей, которые я могу вспомнить. Солнце, ее запах повсюду.
Ее губы поднимаются немного вверх, как будто она рада, что я это помню.
– Да, я никогда не смогу забыть все то время, что мы провели вместе, как я... и как я сбежала посреди всего этого.
– Хорошо, что ты так сделала, - говорю ей, уверенный в своих словах.
– Ты не должна была зависать с нами, чтобы никогда не входить в наш мир.
– Я знаю, что поступила правильно, - соглашается Нова.
– И я узнала многое о себе уже позже, когда мне стало лучше.
– Она смотрит на заправку перед нами.
– Знаешь, за последние несколько месяцев я многое открыла в себе и обнаружила, что хочу помогать людям. Я упустила много шансов помочь другим, потому что слишком боялась увидеть правду или не могла позаботиться даже о себе.
– Не могу понять, к чему она клонит и собираюсь спросить об этом, но, когда она смотрит на меня, что-то в ее глазах меня останавливает.
– Я хочу помочь тебе стать лучше.
– Она так говорит, будто это так же просто, как дышать, но это не так. Это сложнее, чем найти дно в бездонной яме.
– Ты не сможешь, - говорю ей, опуская взгляд на тату на моей руке - Лекси, Райдер. Постоянное напоминание о том, что мне ничем не помочь, что я не достоин чьей-то помощи. Но Нова не знает, что они означают, ведь я никогда не говорил ей. Если бы это случилось, ее бы здесь не было.
– Ничто из того, что ты скажешь или сделаешь мне не поможет.
– Неправда, ты и я знаем, что я могу помочь тебе.
– Она поворачивается в своем кресле и поджимает ноги к себе.
– Если ты только позволишь мне это, увидишь.
Я готов рассмеяться, потому что она не понимает. Как она может такое говорить, когда даже не знает ничего о том, что происходит?
– Ты даже не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь меня вообще. Ты не можешь помочь тому, кого
– Я там, где должен. Все это знают. Мой отец. Родители Лекси. Мама Тристана.
– Лучше бы ты умер, - слышу рыдания матери Тристана.
– Я хочу, чтобы это был ты, это должен был быть ты.
Я моргаю, сдерживая слезы, лежа на больничной койке в окружении людей, которые меня ненавидят.
– Я знаю.
Она начинает рыдать сильнее и выбегает из палаты, оставляя меня наедине со своей виной, пожирающей меня изнутри, и все, что я хочу сейчас - это умереть.
Выныриваю из воспоминаний, когда дрожащая рука Новы скользит по сидению и обхватывает мою. Жар. Тепло. Комфорт. Страх. Все эти ощущения пронизывают меня, и все, что я могу сделать, это смотреть на наши руки и переплетенные пальцы. Так давно я не чувствовал такой связи, последний раз только с ней прошлым летом.
– Я ходила на терапию некоторое время, - признается она, беря меня за руку. Ее пальцы дрожат, и я замечаю чуть ниже шрама на ее запястье татуировку: never forget. Интересно, что она означает, что именно она не хочет забыть. – Это было полезно... и заставило меня понять, что я убегала от своих проблем, вместо того, чтобы бороться. Все, что я делала... наркотики, попытка порезать себя, все произошло потому, что я не хотела иметь дело с Лэндоном... со смертью моего парня.
– Она говорит это так легко, что я не понимаю, какого хрена происходит. Помню, как она рассказывала, что ее бойфренд совершил самоубийство, но тогда она рыдала, а теперь выглядит так спокойно. Я помню шрам на ее запястье, но она никогда не говорила, что сама это сделала.
– Это хорошо, - говорю, не зная, что еще сказать. Всё, что я хочу сейчас, это просто обнять ее, почувствовать ее, быть тем человеком, кто утешит ее, но я не могу сделать этого - предложить ей наихудшую версию самого себя.
– Я искренне рад за тебя.
– Да, - соглашается она, поглаживая мою руку пальцами. Ощущение ее кожи на моей заставляет меня содрогнуться, и я не знаю, почему. Под действием наркотиков я не должен ничего чувствовать, но не в этот раз. Я чувствую все. Тепло от солнца. Малейшие изменения в температуре наших тел, мягкую прохладу воздуха, когда он касается моей щеки. Как сильно я хочу поцеловать ее.
– Это заставило меня понять, кто я и чего хочу от жизни... я хочу жить, и я имею в виду действительно жить, а не просто существовать, словно в тумане. И я хочу помочь людям, которые переживают то же самое, через что я прошла... тем, кто не обращается за помощью, когда им это нужно.
– Она делает паузу.
– Я на самом деле потратила много времени на волонтерство в горячей линии, помогая людям.
– Это действительно здорово, - счастлив, что она живет своей жизнью, где может использовать свое доброе сердце, чтобы помочь людям.
– Я так рад, что ты отошла от всего этого дерьма...
– смотрю на свою грудь, всю в синяках и шрамах и расцарапанные руки, напоминающие, кто я сейчас.
– Я всегда говорил, что ты не принадлежишь нашему миру.