Спасблок
Шрифт:
ХАРЛАН ЭЛЛИСОН
СПАСБЛОК
перевод М. Звенигородской
Карл Юнг сказал однажды: "На этой планете следует бояться только человека". Точнее не скажешь. Достаточно лишь посмотреть вокруг сквозь трещины в каменной стене современности, чтобы понять - мы создали для себя сумасшедший дом иррациональности и отчаяния. Безумия нашего мира вскрываются ежедневно, подобно фурункулам на пораженном болезнью теле цивилизации. Что это - надежда на пробуждение совести, или, что более вероятно, преломленная боль отрицания наших душ?
Отчуждение.
Ключевое
Если позволите еще одну цитату, то слова Оскара Уайльда классического исследователя отчуждения - дадут нам его описание: "Отвергать собственный опыт - значит останавливать собственное развитие. Отрицать собственный опыт значит вкладывать ложь в уста собственной жизни. Это есть не что иное, как отрицание души".
Одинокий против мира, современный человек обнаруживает, что боги покинули его, брат отрастил клыки, машина громыхает все ближе к его пяткам, страх - единственный любовник, стремящийся в его объятия, и он, не находя ответов, мечется, натыкаясь лишь на мрак.
Творческий интеллект борется с жалкой реальностью, давя с неослабевающей интенсивностью на содрогающуюся мембрану отчуждения, отделяющую его от свободы души. Художник пытается найти выход при помощи магии слов, движений и цвета. И все же окружающая его неумолимая инерция отчужденного общества находит в себе силы катиться дальше, крушить и давить. Похоже, свободен лишь разум безумца.
Пусть даже так, но художник настойчив. Он говорит о человеке, одинокий в ночи, одинокий против звезд, одинокий против будущего - где еще меньше звезд и больше темноты, чем даже сейчас.
Он говорит о мирах за пределами нашего мира, о днях за пределами наших дней, о местах невозможных и трудно вообразимых, надеясь, что ветер подхватит его предупреждения и кто-нибудь их услышит.
Это рассказ, в котором тема отчуждения доминирует. Это ни в коем случае не рассказ о безнадежности, потому что на примере проклятых и потерянных мы отыскиваем надежду внутри себя. Отчужденные - возможно. Но все же не одинокие.
Правая рука роботу не видна. Терренс потихоньку подтянул ее к себе. От невыносимой боли в трех сломанных ребрах на миг широко раскрылись глаза. Тут он опомнился и снова смежил веки. За роботом можно наблюдать и сквозь узкие щелочки.
Одно движение глаз - и я покойник.
Приглушенный неразборчивый рокот механизмов спасблока вернул его к действительности. Снова он не мог отвести взгляда от стены рядом с рабочей нишей робота - там висела аптечка.
Банально. Близок локоть, да не укусишь. Что здесь она, что на базе в Энтерсе - проку все равно никакого. Он чуть не хохотнул. Тихо! Позади - три дня кошмара, но если ржать в голос, только приблизишь конец. Вот уж этого хотелось меньше всего. Но долго ли еще он продержится?
Терренс согнул пальцы правой руки - больше никакого движения позволить себе не мог. Лежал и молча проклинал инженера, который выпустил с конвейера этого робота. Политика, с ведома которого спасблоки оснащают таким никудышным оборудованием - им лишь бы огрести комиссионные с правительственного контракта. Ремонтника - даже не потрудился как следует проверить механизм. Всех их; он проклинал их всех.
И они того заслуживали.
Он умирал.
Смерть начала подкрадываться к нему задолго до того, как он вошел в спасблок. Терренс начал умирать, как только ввязался в эту войну.
Он закрыл глаза, отключился от звуков. Журчание текущей по трубам охлаждающей жидкости, стрекот радиопередатчиков, без устали принимающих сообщения со всей Галактики, жужжание вращающейся над куполом антенны - все звуки постепенно угасли. Воцарилась тишина. За последние три дня к этому средству - уходу от реальности - он прибегал не раз. Либо так, либо замереть под неусыпным взглядом робота, и тогда в конце концов шевельнешься.
А движение - это смерть. Так просто.
Он гнал прочь звуки спасблока. Слушал шепот внутри себя.
– Господи! Их, должно быть, миллионы!
– зазвучал в наушниках голос Резника, командира эскадрильи.
– И как же они устроены?
– вступил другой голос. Терренс взглянул на экран радара. Мерцающими точками отмечены кибенские корабли.
– Поди разбери, - отвечал Резник, - на вид точь-в-точь поганки - не поймешь, что за корабли. Только помните: вот эта часть, зонтиковидная, вся утыкана пушками, так что радиус поражения у них - дьявольский. Ладно, рты не разевайте, удачи вам, - и задайте им жару!
Точно стайка голубей против кибенской армады.
Из космической бездны донесся шум битвы. Игра воображения. Сюда, в эту могилу, звуки не проникают.
И все же он ясно различил свист - бластер его космолета-разведчика испускает луч за лучом, пытаясь достать головной корабль кибенов.
Его космолет снайпер-класса был почти на острие смертоносной фаланги землян, клином врезавшейся в гущу вражеских кораблей, рассекая их беспорядочный строй. Вот тогда-то это и случилось.
Он ринулся в самое пекло - и тут под его выстрелом вспыхнул малиновым огнем левый бок мощного кибенского дредноута.
В следующее мгновение Терренс уже далеко оторвался от своей эскадрильи - она замедлила ход, чтобы не попасть под огонь кибена и получить возможность маневра. А он шел все тем же курсом, на той же скорости - лоб в лоб с кибеном, прямо под прицел торчащих веером пушек.
Первым выстрелом противника снесло орудийную вышку и радиоаппаратуру, пятнами выжгло хромированную обшивку кормовых отсеков. От второго удалось увернуться.
Радиосвязь прервана. Надо попробовать вернуться в Энтерс, на базу если получится. А если нет - найти какой-нибудь планетоид, совершить аварийную посадку, а подразделение запеленгует его по радиомаяку спасблока.