Спасение Келли и Кайдена
Шрифт:
Я беру ее на руки, а она даже не смотрит на меня или не кажется ошеломленной. Ее ноги оборачиваются вокруг моей спины, а ее руки скользят вверх по моей груди и затем обнимают меня за шею. Люди смотрят на нас с удивлением, когда я прокладываю путь сквозь толпу, удостоверившись, что подол ее платья не задрался сзади, придерживая его. Когда я выхожу на улицу, она пытается отстраниться, но я сильнее сжимаю руки, заставляя остаться на мне. Сейчас, когда я заполучил ее, я не могу позволить ей уйти.
Поддерживая ее, махаю таксисту. Водитель смотрит на меня с усмешкой, я
— 552 Мэйн Бич Драйв. — Говорю я ему, тянусь и приподнимаюсь, закрывая за собой дверь.
Он пожилой человек, я ловлю его взгляды несколько раз через зеркало заднего вида. Вытаскиваю одну руки и кладу ей на голову, в то время, как другая на ее талии. Она все еще плачет, и ее слезы пропитали всю мою рубашку.
Такси едет вперед, и счетчик начинает тикать. Я прижимаю ее к себе, а своей щекой прижимаюсь к ее голове. Примерно на полпути к дому, когда фонари на главной улице сменяются на гирлянды, она поднимает голову и кладет подбородок мне на плечо, глядя в заднее окно. Я не спрашиваю ее, что случилось, и она не рассказывает мне. Она просто смотрит на удаляющиеся мерцающие огни, пока мы едем вперед, в ночь, зная, что в конечном итоге мы должны покончить с этим, и один из нас должен нарушить тишину.
Глава 13.
Признать правду и принять ее
Келли
Песня, звучащая по радио в такси, такая жизнерадостная; певец клянется в любви девушке, от которой сбежал. Я ему завидую, потому что он смог поведать об этом миру. Я же, с другой стороны, только поняла, что, кажется, влюблена в Кайдена, и что никогда не смогу ему это сказать. Не только потому, что боюсь отказа, но и из-за страха перед неизвестностью. Никогда прежде не любила. Никогда не понимала этого. Но сейчас осознала, что беспокойство и пережитые мной душевные муки вполне могут оказаться любовью.
Я крепко прижимаюсь к нему, чувствую, как его грудь вздымается и опадает подо мной, и наблюдаю за рождественскими гирляндами, свет которых от движения смешивается во вспышки золотого, серебряного и зеленого. Это красивое время года, но я никогда не была особой поклонницей Рождества. Оно напоминает мне о том времени, когда я радовалась и бежала к елке, чтобы открыть подарки. Однако в двенадцать лет рождественские подарки напомнили мне день рождения, воспоминания о котором всегда повергают меня в ужас.
Помню первое Рождество после случившегося. Всю ночь пролежала в кровати, не сомкнув глаз, разглядывая потолок, и надеялась услышать повозку с оленями, как в детстве. Только во мне не осталось воображения и веры в волшебство, я не слышала ничего, кроме ночной тишины и секретов, утаенных в моем сердце.
Следующим утром, когда услышала, что в комнату вошла мама, притворилась спящей.
— Келли, — прошептала она. — Келли, дорогая, вставай. — Мама осторожно потрясла меня. — Милая, по-моему, тебя ждет сюрприз от Санты.
Я подняла глаза и встретилась с ней взглядом. На маме был розовый шелковый халат, ее волосы заплетены и собраны в пучок на затылке.
— Доброе утро, — сказала мама, радостно улыбаясь. — Готова посмотреть, что тебе подарили?
Я была утомлена после бессонной ночи, поэтому перевернулась на другой бок, положив руки под подушку.
— Я не в настроении для подарков.
Она дотронулась рукой до моей спины, отчего я вздрогнула, подумав о последнем разе, когда ко мне прикасались, пока я лежала на кровати.
— Келли, с тобой все хорошо? Ты такая грустная последние несколько месяцев.
— Со мной все в порядке, — огрызнулась я. — Меня просто тошнит от Рождества и притворства, будто верю в вещи, в которые на самом деле не верю. Санты не существует, мам. Я перестала в него верить в восемь лет.
— Ну, конечно же, я об этом знаю, — ответила мама, убрав руку с моей спины. — Но если не подыграть, то пропадет вся магия и веселье.
— Магии и веселья тоже не существует, — ответила я, отодвигаясь от нее. — Мне надоело подыгрывать… Я хочу спать. Я устала.
Она просидела рядом целую вечность, размеренно дыша, затем встала на ноги; матрац приподнялся, потеряв ее вес.
— Ладно.
Вот и все ее слова. После этого мама вышла из комнаты, и навязчивые воспоминания вновь завладели мной. Даже сейчас я гадаю, почему она ничего не сказала. Она должна была заметить, что со мной что-то не так. Когда-нибудь я наберусь смелости и спрошу у нее. Я должна. Иначе так никогда и не узнаю ответ, о чем буду сожалеть до конца дней.
— Келли. — Голос Кайдена доносится сквозь пелену мыслей. Я поднимаю глаза, понимая, что отключилась. Подняв голову, гляжу в темноту за окном и на океан в дали.
— Я уснула? — Моргаю, затем отпускаю его плечи, чтобы потереть свои заспанные глаза.
Он кивает, убирая прядь волос с моего лица.
— Да, но все нормально.
Такое ощущение, что щеки и глаза припухли от слез.
— Извини.
Его пальцы останавливаются на моей скуле; Кайден испуганно смотрит мне в глаза.
— Я сказал, что все нормально, Келли. Честно… Мне понравилось держать тебя… Я почувствовал себя спокойнее.
Я сдерживаю вновь нахлынувшие слезы.
— Ладно.
Он кивает; мы оба молча соглашаемся, что с нами в данный момент все хорошо, что быть вместе – это нормально. Я собираюсь слезть с его колен, но он обхватывает руками мою талию и сдвигает меня в сторону, в результате чего я соскальзываю на сиденье. Опустив ноги, сконфуженно наблюдаю, как Кайден тянет руку к своему карману, достает бумажник, из которого вытягивает двадцатку, затем, перегнувшись через сиденье, отдает ее водителю.
После этого он начинает откидываться обратно, но вдруг открывает дверцу и выходит из машины. Потягивается, подняв руки вверх, потом предлагает руку мне. Я беру его ладонь, чувствуя тепло его кожи, пока Кайден помогает мне выбраться наружу и не отпускает меня, даже захлопнув дверь. Мы стоим на подъездной дорожке возле пикапа Люка, а такси сдает назад, выезжая на улицу. Когда оно скрывается из виду, Кайден смотрит на меня.