Спасение Шарпа

Корнуэлл Бернард

Шарп усмехнулся.

Лерой прицелился из пистолета в остатки самой близкой к нему французской колонны.

– Когда я был мальчишкой, Шарп, я частенько стрелял в енотов.

Шарп заметил, что в четвёртой роте мушкет дал осечку, вероятно, из-за того, что раскрошился кремень, окликнул солдата, и, достав из кармана запасной, бросил ему:

– Лови! – а потом повернулся к Лерою. – Что такое енот?

– Совершенно бесполезное мерзкое животное, Шарп, созданное Господом для того, чтобы мальчишке было на чём тренироваться в стрельбе. Почему эти ублюдки не бегут?

– Побегут.

– Как бы тогда они не прихватили с собой и вашу роту, – заметил Лерой и кивком указал Шарпу, что именно он имеет

в виду.

Шарп направил лошадь к флангу шеренги и увидел, что Слингсби расположил роту ниже по склону и севернее, и горстка стрелков пыталась отсечь от колонны разрозненные группы французов, пытавшиеся к ней присоединиться. Неужели этот героический недоумок вообразил, что сможет силами одной роты отрезать колонну? Через несколько мгновений французы дрогнут, и около шести тысяч человек ринутся с вершины вниз по склону, спасаясь от полного уничтожения, с лёгкостью сметя на своём пути стрелков. И этот момент стал ещё ближе, когда Шарп услышал грохот орудийного выстрела с какой-то батареи. Это была картечь, заряд которой, вылетая из ствола пушки рассеивает град мушкетных пуль, словно сам дьявол палит из дробовика. Не медля более ни мгновения, Шарп направил лошадь вниз по склону, крича своим людям:

– Назад, к шеренге! Назад! Быстро!

Слингсби возмущенно запротестовал:

– Мы сдерживаем противника! Мы не можем сейчас отступить!

Шарп спрыгнул с лошади и бросил поводья Слингсби:

– Назад, к батальону, Слингсби! Это приказ! Немедленно!

– Но…

– Выполнять! – рявкнул по-сержантски Шарп.

Слингсби неохотно сел в седло, а Шарп крикнул стрелкам:

– Соединиться с батальоном!

И в этот момент французы побежали. Они взяли высоту и несколько великолепных мгновений праздновали победу, словно она уже была у них в кармане, но так и не получили хорошее подкрепление, в котором так сильно нуждались. Британские и португальские батальоны смогли перестроиться, окружили их с флангов и затопили залпами свинца, следующими друг за другом от роты к роте. Никакая армия в мире не смогла бы выстоять в этом аду, но французы стойко сопротивлялись. Они продержались дольше, чем мог бы предположить какой угодно генерал, но одной храбрости оказалось недостаточно, и теперь у них осталось лишь одно желание - выжить. Шарп увидел волну синих мундиров, перехлёстывающую через линию горизонта. Он бежал вместе со своими людьми изо всех сил. Хорошо было видно, как Слингсби, отчаянно пришпоривая лошадь, спешит к роте Джеймса Хупера. Те, кто оказался слева от шеренги батальона, были в относительной безопасности, но большинство стрелков оказалось прямо на пути лавины бегущего в панике противника.

– Собраться вокруг меня! – заорал Шарп. – В каре!

Этот отчаянный приём пехота использовала в минуты смертельной опасности для защиты от вражеской кавалерии. Тридцать или сорок человек, собравшись вокруг Шарпа, развернулись так, чтобы сражаться с окружившим их со всех сторон противником и примкнули штыки.

– Сдвигаемся к югу, парни, подальше от них, – спокойно скомандовал Шарп.

Харпер снял с плеча свою семистволку. Поток французов обтекал группу красномундирников и стрелков со всех сторон, но Шарп побуждал своих людей ярд за ярдом смещаться в сторону. Один француз, не видя ничего перед собой, напоролся прямо на штык Перкинса и повис на нём, пока парень не спустил курок, чтобы сбросить труп с окровавленного длинного клинка.

– Медленнее, – ровным голосом сказал Шарп. – Идём медленнее.

В этот миг генерал на белой лошади в сверкающем золотым шитьём мундире налетел прямо на каре и, потрясённый тем, что видит противника прямо перед собой, инстинктивно рубанул саблей. Харпер спустил курок, а вместе с ним ещё четверо или пятеро стрелков, и пули пробили голову и грудь лошади и всадника, разбрызгивая кровь. Лошадь, дёргая ногами, покатилась вниз по склону, но каре, успев сдвинуться влево, повинуясь окрику Шарпа, избежало столкновения. Наездник с дыркой во лбу скатился прямо к их ногам.

– Это же, чёрт возьми, генерал, сэр! – изумлённо пробормотал Перкинс.

– Спокойно, – отозвался Шарп. – Мы выбрались.

Они действительно вышли из сплошного потока отчаянно несущихся под гору французов, которые, перепрыгивая через трупы, хотели только одного: спастись от пуль. Британские и португальские батальоны не преследовали их, а спешили занять позиции на вершине и оттуда стреляли по бегущим. Пули теперь свистели над головой Шарпа.

– Врассыпную! – скомандовал он, и стрелки, сломав строй, бросились к своему батальону.

– Едва не влипли, – бросил на бегу Харпер.

– Вы, чёрт вас побери, были совсем не там, где надо.

– И это было погано, – согласился Харпер и оглянулся, чтобы посмотреть, не отстал ли кто. – Перкинс! Какого чёрта ты там делаешь?

– Это же французский генерал! – отдуваясь, пропыхтел Перкинс, который притащил труп на вершину и теперь, стоя на коленях, обшаривал его карманы.

– Оставьте мертвеца в покое! – это Слингсби, уже не верхом, а на своих двоих, торопился к роте.
– Построиться с девятой ротой и смотреть в оба! Я же сказал вам оставить это занятие! – он повысил голос, потому что Перкинс не обратил внимания на его распоряжение. – Запишите его имя, сержант Хакфилд!

– Обыщите труп, как следует, Перкинс, – промолвил Шарп. – Лейтенант! Следуйте за мной!

– Сэр? – в недоумении воззрился на Шарпа Слингсби, но отошёл в сторону, как было приказано.

Когда они удалились настолько, что рота уже не могла их слышать, Шарп повернулся к Слингсби, и позволил долго подавляемому гневу наконец вырваться наружу:

– Слушайте, вы, проклятый чёртов ублюдок! Вы почти потеряли роту! Потеряли их всех! Каждого долбаного солдата! И они это понимают. Так закройте свой поганый рот, пока не научились воевать, как следует.

– Вы хотите оскорбить меня, Шарп! – возмутился Слингсби.

– Вы совершенно правы!

– У вас не получится, – через силу выдавил Слингсби. – Меня не способен оскорбить такой тип, как вы.

Шарп криво ухмыльнулся:

– Такой, как я? Я скажу вам, мелкий хныкающий ублюдок, какой я тип. Я убийца. Я убиваю вот уже почти тридцать клятых лет. Хотите дуэль? Не возражаю. Сабли, пистолеты, ножи – всё сойдёт, чёрт возьми. Только скажите, когда и где. Но до того времени захлопните свой поганый рот и убирайтесь прочь, – он вернулся к Перкинсу, который успел за это время раздеть французского офицера почти догола. – Что нашли?

– Деньги, сэр, – Перкинс покосился на оскорблённо надувшегося Слингсби и снова глянул на Шарпа. – И ножны, сэр, – он показал ножны, обтянутые синим бархатом с маленькими золотыми вензелями «N».

– Скорее всего, медные, но кто его знает, – заметил Шарп. – Возьмите себе половину денег, а остальное поделите.

Все французы, кто не был мёртв или ранен, отступили. Тем не менее, вольтижёры, засевшие в скалах на отроге хребта, сдаваться не собирались, и их ряды пополнились некоторыми из тех, кто остался в живых из расстрелянных колонн; остальные же остановились на полпути вниз по склону и теперь только смотрели вверх, на недосягаемую вершину. В долину не спустился никто. Туман полностью рассеялся, дав возможность французским артиллеристам нацелить свои орудия, но снаряды рвались на пустом склоне среди разбросанных трупов. Роты британцев и португальцев среди взрывов спустились вниз и сформировали линию постов. Шарп, не дожидаясь приказа Лоуфорда или кого-нибудь ещё, со своими людьми направился к отрогу, где между камней засели французы и приказал: