Спасение
Шрифт:
18
Данте
В ту ночь я не спал. Потратив несколько часов на то, чтобы избавиться от тела Эрика Манчини и четырех его людей, я вернулся и обнаружил, что моя маленькая лань крепко спит. Я смотрю на нее из-за стола, за которым пытаюсь продумать наши дальнейшие действия.
В голове
Сегодня воскресенье. Это значит, что сегодня утром я должен читать проповедь. Вместо этого я сделаю объявление о том, что ухожу со своего поста.
— Доброе утро, — говорит Мэдисон, садясь в кровати и глядя на меня, сидящего за столом в углу. — Ты спал?
Я качаю головой.
— Нет, не смогла.
Она вздыхает.
— Тебе нужно поспать, Данте. — Она смотрит на часы. — До твоей проповеди остался всего час.
Я хихикаю.
— Не беспокойся обо мне. Я в порядке.
— Но мы не в порядке. Ты понимаешь, что прошлой ночью ты убил единственного наследника мафиозной семьи Манчини?
— Да, поэтому я и не спал. Мне нужно было разработать план.
Она поднимает бровь.
— План?
— Да, я должен сделать так, чтобы все выглядело так, будто Эрик приехал не в Фордхерст. Я взломал его банковские счета и проверил его сообщения. В них нет упоминаний о Фордхерсте, так что все должно быть чисто.
— Должно быть? — говорит Мэдисон. — А если нет, они обрушат на нас адского огонь.
Я ухмыляюсь ее неверию в меня.
— Я отправил его отцу сообщение о том, что он ведет розыск тебя в Мексике.
Я подхожу к кровати и показываю ей телефон. Вот его ответ.
Хорошо. Но поторопись. Неужели она действительно стоит всех этих хлопот?
— Он купился на это? — подтверждает она.
Я киваю в ответ.
— Похоже на то. — Я провожу рукой по затылку. — Друг в Мексике примет посылку и отвезет ее куда-нибудь, оставив в Мексике след от сотового телефона. Мой знакомый из Биллингса заберет ее сегодня и увезет отсюда. А завтра он отправит ее по почте.
Она вздохнула.
— Похоже, ты все продумал.
Я ухмыляюсь.
— Конечно. Как, по-твоему, я оставался незамеченным четыре года?
— Не был идиотом и не выкладывал свои фото в социальные сети.
Я смеюсь.
— Да, и это тоже.
Между нами повисает тишина, Мэдисон смотрит на свои руки, крутящие большие пальцы.
— Но как же мы? Мы не можем продолжать в том же духе.
— Нет, не можем. — Я пересаживаюсь на кровать и заставляю ее сесть ко мне на колени, вдыхая ее аромат ландышей и лаванды. Я нежно провожу пальцами по ее волосам, собирая свободные пряди и ласково заправляя их за ухо. — Сегодня я объявлю о своей отставке и уже попросил, чтобы меня лаицизировали.
— Что? — Ее глаза расширились. — Ты не можешь этого сделать.
— Что я говорил тебе раньше о слове "не можешь"?"
Она
— Но это будет скандал. Городу это не понравится.
Я вскидываю бровь.
— Мы посмотрим, как это будет. Если все будет плохо, мы переедем в другое место. Начнем все с чистого листа там, где нас никто не знает, где прошлое не будет преследовать.
Она насмехается.
— Думаю, если прошлая ночь о чем-то говорит, прошлое всегда настигает тебя.
Она права. Я никогда не думал, что Эрик Манчини догонит меня через четыре года. Но его даже не было рядом со мной. Странный поворот судьбы.
Я нежно целую ее губы.
— Я люблю тебя, Мэдисон. Я хочу, чтобы у нас все получилось.
Ее глаза наполняются непролитыми слезами.
— Я тоже тебя люблю.
Я улыбаюсь и снова целую ее.
— Хорошо, потому что если бы ты не любила, я бы нашел способ заставить тебя, — говорю я, мой голос понижается на октаву.
Она смеется, от чего мой член начинает пульсировать. — Тогда нам лучше подготовиться к твоему объявлению.
–
Я стону и крепче сжимаю ее бедра. — Жаль, что у меня нет времени тебя трахнуть.
— Ну, у тебя его нет. Я нервничаю, — пробормотала она.
Я вскидываю бровь.
— Чего тебе нервничать? Это не ты нарушаешь священные клятвы, которые, по мнению некоторых, нельзя нарушить.
— Все будут ненавидеть меня.
— Нет, не возненавидят. — Я сжимаю в ладонях ее щеки. — Если кто-то будет плохо к тебе относиться, я убью его.
— Надеюсь, ты не это имеешь в виду.
Я рычу, звук раздается из моей груди, когда я притягиваю ее ближе, наши тела прижимаются друг к другу.
— Мэдисон, — говорю я, мой голос напряжен, — я готов убить за тебя. Никогда не забывай об этом. — Я сжимаю челюсти. — Я убил ради тебя прошлой ночью. Ради нас.
Ее взгляд останавливается на мне.
— Я знаю, Данте… Я знаю, — пробормотала она, ее нежные пальцы успокаивающе обводят контуры моего лица.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу, и эта интимная близость успокаивает меня.
— Давай собираться.
Она спрыгивает с моих коленей и идет в ванную, чтобы принять душ, а я следую за ней, умываясь и одеваясь как можно быстрее, поскольку времени у нас немного.
Когда все готово, я отвожу нас от ее коттеджа к церкви. Мы подъезжаем к церкви, и над нами нависает грозная фигура. Когда мы входим в тяжелые деревянные двери, наступает тишина. По толпе проносится ропот, прихожане смотрят на нас с тяжелым осуждением за то, что мы приехали поздно и вместе. Но Мэдисон стоит рядом со мной, ее рука крепко сжимает мою.
— У меня есть объявление, — начинаю я, и мой голос эхом отдается в величии святого места. Шепот прекращается. Сердце колотится в груди, но я продолжаю. — Сегодня не будет проповеди, потому что вчера вечером я отрекся от одежды и попросил, чтобы меня лаицизировали.