Спасенная с «Титаника»
Шрифт:
– В Штатах осталась моя фата, а в Англии… – Патти вопросительно посмотрела на Эллу, та кивнула.
– Если пришлете мне другие образцы, я попробую проследить историю через наши архивные записи. Простите, больше ничего определенного сказать нельзя, – развела руками основательница школы.
Взволнованная Элла обводила взглядом помещение.
Значит, тут плела кружева моя мать? Если бы родители остались в Италии, я бы тоже здесь трудилась?
Они ушли, чувствуя неудовлетворенность.
– Давайте
Элла лихорадочно соображала. Пока они вернутся домой, отправят образцы почтой и дождутся ответа, пройдет несколько месяцев, а ей не терпится выяснить все прямо сейчас. Должен быть кто-то, кто им поможет. Уже на пути к машине ее вдруг осенило. Разумеется! Образцы кружева, возможно, находятся гораздо ближе, чем все думают, но на этот раз она все выяснит сама, без толпы сопровождающих.
Глава 128
На следующее утро Элла взяла машину, вернулась в обнесенный стеной город и отыскала контору Пьеро Марселлини. Если он и удивился ее визиту, то ничем себя не выдал, а усадил гостью в старинное и очень удобное кресло, обитое кожей, и попросил секретаря подать кофе.
– Чему обязан такой честью? – улыбнулся Пьеро.
Элла поведала ему все, что знала, объяснив, почему так разнервничалась из-за истории с пинеткой и как пыталась выяснить, кто создал кружево, которым она обшита.
– Без надежных доказательств мне нечего сказать семье Бартолини. Анджело, отец Патти, который остался в Нью-Йорке, ни о чем не догадывается. Если бы кто-то помог мне отыскать родственников Марии Капрезе, его первой жены… Вероятно, у них дома сохранились другие образцы кружева, сплетенного ею. Я ищу связь, подтверждение авторства. Однако что бы мы ни узнали, это должно остаться в рамках семьи. Сведения не для публики, понимаете? – Элла посмотрела в глаза Пьеро. – Я буду крайне признательна, если вы согласитесь выступить нашим переводчиком и, так сказать, свидетелем.
– Охотно соглашусь. Найти нужных вам людей не составит труда, мы очень внимательно относимся к регистрации. Дуче за этим следил. Если не против, можем прокатиться сегодня вечером…
Элла поняла, куда он клонит.
– Клэр тоже должна поехать с нами. Я слишком долго держала ее в неведении.
– Да-да, конечно. За вами заехать?
– Нет, мы приедем сами.
– Что за таинственность? – засмеялась Клэр, когда после сиесты они незаметно выскользнули из дома и сели в машину.
– Есть идея, как ускорить разгадку. Надеюсь, что-нибудь выйдет. Мы едем в гости – куда именно, пока не знаю. Пьеро нас отвезет.
– Ты ведь не ради приличия берешь меня с собой, а? То-то я смотрю, ты нарядилась.
– Ничего подобного, – улыбнулась Элла. От Клэр ничего не скроешь! – Просто это очень важно, и нам может понадобиться свидетель, если…
– Ты меня совсем заинтриговала.
– Мы едем в родительский дом Марии Бартолини. Может быть, там найдутся образцы ее кружев. Попытка – не пытка.
На элегантной, ровно урчащей машине Пьеро отвез их в горы. Местечко, куда они прибыли, находилось сразу за Ангьяри. Неподалеку, в соседней деревне жили дедушка и бабушка Патти, те самые крестьяне, которые во время войны укрыли Родди. Узкая дорога поднималась вверх и вверх, пока не привела их в маленькое селение – горстку сложенных из камня хижин, прилепившихся к горному склону. При появлении чужаков куры и утки бросились врассыпную, залаяли собаки, из окошек и дверей стали выглядывать люди. Пьеро спросил, где живет семья Капрезе, и им указали на крохотный, чуть больше комнаты домишко с лестницей, которая вела на чердак.
Женщина, одетая во все черное, открыла дверь, выслушала Пьеро, вкратце пересказавшего историю, и, улыбаясь беззубым ртом, пригласила зайти. Внутри было так темно, что гости едва различили стол, печь и фигуру в углу – дряхлую, согбенную старуху.
– Это мать Марии, Алессия. Она совсем глухая и плохо видит, – сообщил Пьеро. – А это Катерина, жена ее покойного сына. Катерина говорит, что никогда не видела невестку. Сейчас попытаюсь узнать, есть ли в доме кружево работы Марии, хотя, боюсь, старушка меня не слышит.
Несмотря на все старания, Пьеро ничего не добился.
– У них есть фотографии? – попросила перевести Элла.
Катерина показала на шершавую стену, обвешанную желтовато-коричневыми фотопортретами давно умерших предков, мужчин в военной форме, степенных дам в строгих платьях. Когда-то семья знавала лучшие времена, а сейчас две вдовы, как и многие другие сельские жители, перебивались с хлеба на воду.
В дальнем углу висело фото молодой девушки. Рамкой для фотографии служили засушенные цветы, обрамлявшие ее, точно светлый нимб. Снизу была прицеплена открытка с хорошо знакомым Элле рисунком. С бьющимся от волнения сердцем она подошла ближе и узрела то, чего не надеялась узреть. Глаза Марии притягивали ее, словно магнит, – глаза, которые она узнала бы где угодно, которые каждый день видит в зеркале. А еще – изгиб губ и маленькая впадинка над ними. Лицо Марии когда-то было ее собственным, а теперь это лицо Клэр.
Пьеро всмотрелся в фотографию, а потом отступил назад, перевел взгляд на мать и дочь и широко улыбнулся.
– Не надо никаких кружев, верно? Стоит только посмотреть на вас троих. Катерина, ну-ка, скажите, что вы видите?
Катерина обвела взором Эллу и Клэр, потом тоже заулыбалась, сняла со стены фотографию, сунула ее в руки старухе и что-то прокричала ей на ухо. Обе женщины перекрестились и закачали головами, плача и смеясь одновременно. Элла, чувствуя подступающие слезы, опустилась на колени перед родной бабушкой.