Спаси меня, мой талисман!
Шрифт:
– Ты кто? – спросил незнакомец.
– А сам ты кто таков? – возмутился Дар, забыв о гостеприимстве: повесил меч, так думает, может властвовать над всеми? – Явился непрошено, да еще допрос учиняешь?
– Я мачеху пришел навестить, – вполне миролюбиво ответил мужчина, не собираясь препираться. – Я давно не был дома и только сегодня узнал, что мой отец умер, а мачеха живет здесь. Вот и пришел узнать, не нуждается ли она в чем-нибудь.
– Нам ничего не надо, – поспешил заверить Дар, удивляясь: пасынки не больно-то жаловали Белаву.
– А Белава где? – мужчина огляделся вокруг.
– Да вот я, – раздался голос из сумеречной
Белава поставила ношу и подошла к гостю, внимательно в него вглядываясь.
– Веселин! – радостно воскликнула она. – Ты ли это?
– Признала меня, – улыбнулся мужчина. – А я думал, позабыла уже.
– Ну что ты, Веселин, как можно забыть тебя. Хотя, надо сказать, сразу не узнать – возмужал. Отец тобой сейчас гордился бы. Жаль, ты не приехал на тризну [22] по нему – показал бы всем ратное уменье. Видать, больших успехов ты в жизни добился – одежда на тебе богатая и оружие справное. Это хорошо, а то братья твои отцовское добро между собой поделили и тебе ничего не оставили.
22
Тризна – часть погребального обряда, сопровождаемая военными играми, состязаниями, жертвоприношениями.
– А мне ничего и не надо, – беспечно отозвался мужчина. – Я не пахарь теперь. Сначала воином был, а сейчас больше торговлей занимаюсь.
Белава, слушая пасынка, вдруг заметила беспокойный взгляд брата и спохватилась:
– Да я тебя заговорила совсем. Садись с нами вечерять, а то ребятки мои на игрища спешат. И ты, поди, соскучился по родным гуляньям? Сколько лет-то тебя дома не было, дай вспомню. – Женщина задумалась, подсчитывая. – Лет пять прошло точно с тех пор, как отец благословил тебя на дальнюю дорогу. Ты с женой приехал или как?
– Холост я еще. Купцам семьей обзаводиться нельзя, пока они крепко на ноги не встанут. Вот избу на посаде в Киеве возведу, тогда о жене и подумаю. А приехал я с другом Жихарем. Он уже здесь зазнобу себе нашел, и, боюсь, до утра я его не увижу.
Пока старшая сестра и гость развлекали друг друга разговором, Дар и Ярина, быстро похлебав уху, собрались на игрища. Юноша переоделся в чистую рубаху из отбеленного полотна. Ярина надела поневу [23] , распустила волосы, вплела в них височные кольца из проволоки, загнутой по-северянски в плоскую спираль. Завершал ее праздничный наряд берестяной венец на голове.
23
Понева – юбка, которую носили поверх рубахи.
– Ну, мы пошли! – весело крикнула Ярина и, смеясь, ухватила Дара за руку.
– Идите, – кивнула Белава с тайной грустью: беззаботная юность.
Дар и Ярина, не заметив перемены настроения сестры, устремились к лесной поляне, откуда раздавались купальские напевы и веселый хохот.
Белава задумалась. В ночь на Купалу создаются семьи. Вполне возможно, что Ярина не явится домой, а утром вместо нее придет какой-нибудь молодец и предложит Дару вено за сестру. Белава вовсе не против ее замужества, но женская доля переменчива, и счастливая юность порой резко переходит в страдания. Как уберечь сестренку от невзгод, отравляющих женщине жизнь, от злой свекрови и равнодушия мужа?
Воцарившееся молчание парализовало и Веселина. Он не мог отвести глаз от белого лица женщины, едва различимого в надвигающейся тьме. Лицо притягивало и манило, завораживая гостя.
Из-за Белавы погнала Веселина из отчего дома дорога. В первый же день, как он ее увидел, еще в ее родительском доме, куда отец взял сынов смотреть невесту, она поразила его глубокими печальными глазами, гордой осанкой и презрительным «нет», сказанным в лицо жениху. Увидев ее потом в лесу, покорную, но с блеском ненависти в глазах, он потерял покой навсегда. Огромные очи преследовали его даже во снах. Сколько раз он втайне желал обнять мачеху, приласкать ее и целовать. Целовать до изнеможения, до умопомрачения…
Веселин не выдержал тогда, сорвался с родных мест, скрылся, думая в далеких землях развеять тоску-печаль. Лета действительно стерли из памяти лицо, походку, мелодичный голос женщины, но взгляд зеленых глаз сопровождал его всюду неотступно, днем в видениях и ночью во снах, где бы он ни был.
Стоило ему вновь увидеть Белаву, неутоленная жажда обладания возродилась с прежней силой, будто и не было пяти прожитых вдали от нее лет. Веселин сидел, не смея пошевелиться, чувствуя желание, захлестнувшее все его тело.
За время разлуки Белава еще больше похорошела. Светлые густые брови и ресницы не казались простоватыми на ее позолоченном солнцем лице. Алые губы манили коснуться их, а тонкие руки, смиренно лежащие на коленях, дополняли облик мягкой женщины, придавая ему нежное очарование и какую-то трогательную беззащитность. Повойник [24] плотно прилегал к голове, скрывая волосы, но Веселин не забыл рассыпанный шелк цвета липового меда, окружавший женщину в лесу на поляне, защищавший ее от нахальных глаз его братьев.
24
Повойник – головной убор замужних женщин.
Веселин почувствовал непреодолимое желание снять повойник и запустить пальцы в мягкую шелковистость льняных прядей.
«Почему она имеет надо мной такую власть? Может, она и впрямь ведьма, как люди говорят? Нет дыма без огня. Заколдовала меня, и нет мне теперь покоя ни подле, ни вдали от нее», – подумал Веселин и невольно поежился от внезапно повеявшей из темной чащи прохлады, остудившей его пыл.
Белава очнулась от дум, встала.
– Ну вот, Веселин, пора и нам расходиться. Я сейчас за травами пойду. Есть растения, которые только в ночь Купалы собирать надо, и нам, целительницам, это время упускать никак нельзя.
Веселина обрадовало, что мачеха нашла повод для прощания, – сам бы он так и сидел здесь, пригвожденный к земле ее взглядом. Он поспешно вскочил на ноги и, прощаясь, прикоснулся к ее руке. Оба ощутили обжигающие искры, стремительно пробежавшие по телу.
Белава отдернула руку: что за наваждение?
Веселин вдруг понял: если он сейчас уйдет, то уже никогда не избавится от желания обладать этой женщиной. Он заглянул в ее лицо, слегка затененное вечерней густой завесой, и снова неудержимое влечение, прямо-таки колдовское притяжение, охватило его.