Спаси меня, мой талисман!
Шрифт:
Жихарь, пошатываясь, поднялся и осторожно начал пробираться к Белаве. Она перестала кричать, перевела дыхание и с благодарностью смотрела на своего спасителя, с трудом передвигавшегося по качающейся палубе.
Наконец Жихарь добрался до нее и потянулся к ее горлу. Белава, остолбенев, завороженно уставилась на толстые пальцы, тянущиеся к ней, до конца еще не веря, что друг Веселина хочет убить ее.
Она огляделась вокруг: тьма поглотила ладью – помощи ждать неоткуда. В последний миг, когда пальцы уже сомкнулись на шее, Белава отклонила голову, оттолкнулась от борта и ударила мужчину коленом в пах. Жихарь ойкнул, оторвал от нее свои руки, но быстро пришел в себя и отвесил ей тяжелую оплеуху. От удара
Но Жихарь вдруг захрипел, выкатил глаза и начал медленно сползать на палубу, и, когда он распластался возле ее ног, Белава увидела рукоять ножа, торчащую из его спины, и заметила Лютого, обессиленно опускавшегося рядом с поверженным Жихарем, и спешащего к ней Веселина.
Накатившая волна накрыла всех, а когда палуба освободилась от воды, Жихаря на ней не оказалось.
Веселин добрался до Белавы, обхватил руками, крепко прижал к себе.
– Веселин, за что Жихарь хотел убить меня? – прошептала она и потеряла сознание.
Шторм прекратился так же неожиданно, как и начался. Тучи развеялись, небо расчистилось, на востоке, за горами, забрезжил рассвет.
На ребристой воде покачивалась ладья с уцелевшими людьми. Они бродили по судну, пытаясь привести его в годное для дальнейшего путешествия состояние.
Белава ощупала руки, ноги и лицо. Немного ныла скула после увесистой оплеухи Жихаря. Но разве эта боль могла сравниться с болью потери дочери? Дочь была той тонкой нитью, что связывала Белаву с Веселином в разлуке. Благодаря дочери она легче переносила рабство. И именно дочь помогла пережить смерть новорожденного, неугомонным своим лепетом отвлекая от печальных дум. Ее внезапная гибель была горькой, мучительно невыносимой и затмевала потрясение от предательства Жихаря.
Подошел Веселин в порванной мокрой одежде.
– Как Лютый? – спросила Белава.
– Жить будет, – тяжко вздохнул он, не переставая думать о Жихаре.
Как теперь относиться к памяти друга: оплакивать, жалеть или радоваться его смерти? Они вместе преодолели столько трудностей, не раз попадали в сложные переделки и спасали друг друга.
– За что же Жихарь хотел убить меня?
– Только он знает ответ, – мрачно ответил Веселин и, помолчав, продолжил: – Наверное, все дело в его сестре Воросе. Мы с Жихарем были связаны друг с другом почти как братья, делили все поровну. Я долго жил у его родителей и к Воросе относился как к сестре. Но Жихарь постоянно расхваливал ее красоту да пригожесть, надеясь, что я возьму ее в жены. Но как я мог жениться на ней, если она не нравилась мне как женщина? Я был равнодушен к ее прелестям. Родители Жихаря умерли. Изба его совсем развалилась. Поскольку я решил после встречи с тобой срочно жениться, Жихарь великодушно предложил сперва построить избу для меня. Мы так и сделали. Не мог же я оставить их в гнилой избушке. Они перебрались на новое место вместе со мной. Договорились, что теперь будем копить монеты, чтобы построить избу им. Наверное, он обрадовался, когда узнал, что ты сгорела, но вида не подавал. Разве я мог знать, что Жихарь не оставил надежды женить меня на Воросе? А ты оказалась живой.
– Не понимаю, – перебила Белава, – зачем ему нужно было убивать меня? Ты мог взять его сестру второй женой.
– Нет. Жихарь и почти все киевляне из полянского племени. У них не принято многоженство. Я же должен жить по их обычаям, если хочу прочно прижиться в Киеве.
– А я уверена была: Лютый виноват в смерти новорожденного…
– Что?! Ты думаешь, тебя отравили? Бабка говорила мне об этом, да я не поверил.
– Я не думаю, а знаю. Заккай предупреждал меня, что кто-то не из усадьбы желает моей смерти, но я сомневалась. Я не рассказывала тебе: на меня уже покушались у мытника. Тогда повариха принесла корзину с ядовитыми змеями. Только чудо спасло меня. Постой! – встрепенулась Белава. – Ты упоминал о том, что Жихарь познакомился с мытниковской поварихой. Теперь все понятно. Он хотел избавиться от меня еще в Саркеле.
Веселин тоже вдруг кое-что странное припомнил. Ведь он уверен был, что Заккай выполнит его просьбу. Заккай производил впечатление малого честного и открытого. Неужели это Жихарь продал Белаву перекупщику рабов? А потом, когда он хотел плыть к Сурожскому морю, не Жихарь ли уверил его, что ладья с Белавой плывет в Болгары? Но что теперь ворошить прошлое? Все получилось так, как получилось. Белава жива – и это главное.
– Белава, я прошу тебя ничего не рассказывать Воросе. Она добрая, замечательная девушка, и я не хочу, чтобы она страдала из-за брата. К тому же она по-прежнему будет жить в моем доме. Куда ей теперь идти?
– Я-то буду молчать, – усмехнулась женщина, – а людям рот не завяжешь.
– В своей команде я уверен. Они не выдадут тайны смерти Жихаря. Я с ними уже говорил.
Веселин замолчал, вздыхая. Он никак не мог сказать главное, самое тяжелое, но все же решился.
– Белава, я знаю, из-за меня ты потеряла обоих детей. Живи ты сейчас в доме мытника, ничего ни с ними, ни с тобой не случилось бы. Простишь ли ты меня когда-нибудь?
На глаза Белавы навернулись слезы. В душевном порыве всепрощения она притянула голову мужчины к своей груди.
– Ты ни в чем не виноват. Не мучь себя понапрасну.
И заплакала, слушая сквозь рыдания ласковые слова утешения, понимая, что никогда сама не сможет избавиться от вины за смерть дочери. Море унесло и похоронило ее на дне. На свете появилась еще одна русалка – неприкаянная душа, – и Белаве никогда не встретиться с нею в царстве мертвых.
В траурном молчании ладья подплывала к древним стенам Киева. Веселин и Белава, обнявшись, стояли на палубе и смотрели на величественного исполина, возвышавшегося на правом крутом берегу Днепра. От стен его к реке стекалось множество домов, добротных и ветхих, окруженных деревьями, все еще покрытыми зеленой листвой несмотря на осень. На улицах было много народа, и все, как показалось Белаве, куда-то спешили, торопились, не обращая друг на друга внимания.
– Вот он, прекрасный Киев! – воскликнул Веселин. – Я влюбился в него сразу, как увидел. И тебе здесь понравится. Его невозможно не любить. Я клянусь, что сделаю твою жизнь счастливой! Отныне печали не будут касаться тебя, Белава. Веришь ли ты мне?
– Да, – улыбнулась женщина. – Твоя любовь кажется мне надежней любой крепости, даже – киевской.
– И ты права. Я люблю тебя, Белава. И отныне никуда от меня ты не денешься, никуда не скроешься. Я найду тебя повсюду и приведу в эту крепость.
– А я с радостью в нее войду. Эта крепость как женщине желанна мне. Я хочу всегда быть с тобой, под защитой твоей силы и твоей любви.
Представив мужа в виде стен крепости, Белава рассмеялась, впервые за много дней пути после памятной трагической ночи, но Веселин воспринял ее слова всерьез.
– Клянусь, ты не пожалеешь, что вышла за меня замуж. Я сумею стать твоей надежной защитой.
– Надежа [44] мой, – ласково прошептала женщина и теснее прижалась к мужчине, ощущая его мощь и нежность.
44
Надежа – муж.