Спаси меня, пока не поздно
Шрифт:
— Девочка моя, — она отстраняется и заглядывает в мое лицо, обхватывая его мягкими ладонями, которые пахнут её любимым лавандовым мылом. — Мы столько караулили тебя у квартиры, столько стучались, но…мы думали, что случилось плохое.
Мне совсем не хочется сдерживать подкатившие слезы.
— Прости нас, пожалуйста. Мы такие плохие родители, солнышко! Мы не должны были тебя оставлять. Где же ты была?
— Боюсь, — говорит Натан, напоминая всем, что он еще здесь, — это моя вина. Извините, ваша дочь была в моем доме.
— И что ты с ней делал? — отец грозно сдвигает
— Э…
— Он помог мне, — говорю быстро, чтобы отец чего себе там не надумал, уж я его знаю. — Мам, пап…я слезла. Только благодаря Натану.
Молчание. Пораженное и скептичное. Я знаю — они не верят, но мой вид сбивает их с толку.
— Так, дамы, на улице не лето, простынете обе, — приходит в себя первым отец. — В дом. Эйприл, жду развернутого рассказа. Руки покажешь. — Мы, как в старые времена, безоговорочно слушаясь приказного тона отца, забегаем внутрь, и я с теплотой в душе вдыхаю родной аромат. — А ты куда?
— Но…
— Не думай отвертеться, парень, — беззлобно говорит отец и чуть ли не впихивает Натана в дом и захлопывает за ним двери. Том кладет руки на бока и серьезно на нас смотрит. — А теперь, я хочу узнать все.
*****
Я смотрю на темное беззвездное небо. Тучи идут низко и их неровные брюшки подсвечиваются яркими огнями ночного города в километре от того, где мы идем. Спокойствие — мое теперешнее состояние. Это был странный и одновременно самый лучший вечер за очень долгое время. Обратно Натан и я идем так же в тишине, думая каждый о чем-то своем. Я чувствую какую-то печаль, но не могу понять, откуда она исходит. Смотрю на доктора: его плечи опущены, сам он немного горбится, будто под каким-то тяжелым грузом.
— Твой отец веселый оказался, — говорит он ни к чему.
А я лишь улыбаюсь.
— Слушай, поздно уже. Ну, — он смотрит на наручные часы, — фактически уже ночь. Почему ты не приняла предложение переночевать дома?
Я вздыхаю, чувствуя небольшую неловкость. Лишь бы он только не начал смеяться.
— Эм, ну, как сказать, Нат. Мне страшно.
— Почему? — он удивлен.
— Спать еще где-то. Ну, ты понимаешь.
— Нет, — он останавливается в десятке метров от собственного дома и слегка недоуменно смотрит на меня сверху вниз.
Я повторяю за ним и мнусь, чувствуя себя идиоткой.
— Ну, ты дурак. Я о том, что боюсь уснуть где-то вне твоего дома. Мне кажется, что как только я утром открою глаза, все вернется обратно и мне вновь придется идти в «Приют», встречать ребят, и считать, что это нормально.
Натан обескуражено вскидывает брови и хмыкает, пряча руки в карманы.
— Что?
— Знаешь, — Нат задумчиво глядит себе под ноги, — когда мне выдалась ночная смена два дня назад, то меня посещали схожие мысли. Будто, когда я приду утром домой, то тебя не будет и либо, все пошло псу под задницу, либо на самом деле я весь отпуск провалялся в коме, а ты мне только приснилась. — Мужчина улыбается, словно сказал какую-то глупость и вновь смотрит на меня. — Можешь остаться, Эйприл. Мне так будет только спокойнее.
Прищуриваюсь:
— Натан Палмер, ты странный человек. Вот,
— Людям я помогаю за деньги — у меня хорошая зарплата — в больнице, — пожимает плечами мужчина и продолжает свой путь, доставая на ходу ключи.
На улице достаточно прохладно и изо рта вырывается пар.
Не понимая, смотрю в спину доктору, оставаясь на месте.
— Не против чая в два часа ночи? — его улыбка выглядит заговорщицкой, когда он, вставляя ключ в замок двери, поворачивает голову ко мне.
От чего-то пить чай с Натаном на его небольшой кухне в поздний час хорошо. Не знаю, почему доктор Палмер не любит кофе — его попросту нет в доме. Нат всегда пьет чай, крепкий. Зеленый с жасмином или черный с бергамотом. Заваривает его в своем небольшом чайнике с нарисованными, крупными зелеными листьями на керамическом боку. Мне кажется, ему доставляет удовольствие разливать напиток по чашкам. А после сидит и медленно тянет его, не заедая чем-нибудь вкусным, как все обычно привыкли делать.
— Тебе ведь завтра на работу.
— Да.
— Но ночь…и чай.
И вновь он пожимает плечами, не собираясь ничего объяснять.
— Нат.
— М?
— Я была там.
— В «Приюте»? — он мгновенно вскидывается и удовольствие, что явно читалось на лице, тут же пропадает.
Киваю и тяжело вздыхаю.
— И, правда, хотелось зайти. Тянуло, но…я убежала. У меня получилось. Возвращаться туда теперь страшно, — опускаю голову, безразлично вглядываясь в кружку, наблюдая, как мелкие чаинки, попавшие в чашку, кружат в ней, медленно и грациозно опускаясь на дно. — Все жду, когда пройдет путаница в голове. Когда же желание станет столь незначительным, что можно будет его легко раздавить?
Теплые пальцы, совсем неожиданно, мягко хватают меня за подбородок, а легкое прикосновение губ Натана кажется таким простым и естественным, словно это не первый наш поцелуй. Так целуют только тех, кто уже очень давно рядом. Людей, что стали неотъемлемой частью жизни и какой-то привычкой. И, что немаловажно, я чувствую то же. Так же легко и спокойно отвечаю, без похоти, экстрима, а просто с теплотой, что чувствую, когда мы вот так сидим рядом и пьем дурацкий чай.
Секунду спустя он отстраняется, быстро опрокидывает в себя остатки напитка, разворачивается, кидает кружку в мойку и, не глядя на меня, направляется к гостиной.
— Подумаем об этом завтра. А сейчас, мне на самом деле необходимо поспать хоть немного.
— Натан.
Доктор разворачивается в дверях.
— Эйприл, будь здесь столько, сколько захочешь. Комната твоя.
Я благодарно улыбаюсь.
— И все-таки, Нат, я тебе нравлюсь.
Мужчина усмехается, трет подушечкой большого пальца уголок губ.
— А я и не спорю.
Вскоре я остаюсь одна на кухне. Глупо улыбаюсь кружке и понимаю, какой все же вкусный у него чай. Знаю, что независимо от настроения, мое отношение к нему не изменится. Кажется, до меня только сейчас дошло, что все-таки получается не просто быть, а Жить. И за это я благодарна Натану Палмеру. Мужчине, который не побоялся…