Спасите наши души!
Шрифт:
— Давайте попьем кофе. Ответ будет через пару часов. В крайнем случае, к утру, — произнес Саблин.
— Тогда я скажу Марии, чтобы она принесла нам кофе. — Адмирал Исмаиль тяжело поднялся и, придерживаясь за перила, стал взбираться на второй этаж.
Глава 15
Ахмад Аль-Салих был человеком осторожным. Он не действовал так нагло, как многие из его коллег — полевых командиров. Большинство предводителей повстанцев не стеснялись показывать людям свою силу, принуждать к безоговорочному подчинению, брать заложников, убивать и грабить. Впрочем, и многие офицеры правительственных войск вели себя в отбитых у повстанцев городах таким же самым образом. Ахмад же смотрел и в будущее. Он прекрасно понимал, война вечной не бывает. Рано или поздно установится мир. Появится гражданская администрация. Новой Сирии придется налаживать отношения с Западом. Вот тогда и постараются избавиться от отмороженных полевых командиров. Во-первых, себе спокойней, уберешь человека, способного сплотить и вооружить людей, а во-вторых, можно будет поторговаться с западными странами. Мы осуждаем военных преступников вне зависимости от того, на чьей стороне они воевали, а вы нам за это давайте кредиты.
Ахмад не хотел стать в будущем разменной монетой. А потому многие свои нелицеприятные дела совершал втайне, посвящая в них лишь самое близкое и необходимое для выполнения задачи окружение. Аль-Салих не брезговал и торговлей заложниками. Очень прибыльный бизнес. Захватываешь в пустынной местности парочку странствующих турецких торговцев, а потом вся деревня, откуда они родом, сбрасывается на выкуп. Еще хорошо шли западные специалисты, бывшие чиновники из местной администрации, военнослужащие правительственных войск, боевики из противоборствующих повстанческих группировок. Аль-Салих хорошо усвоил несколько главных правил торговли людьми. Никогда нельзя заряжать неподъемный выкуп, это то же самое, что выехать на базар и выставить свой товар вдвое дороже, чем у соседа. Ничего не продашь. И еще одно жесткое правило. Никогда не отпускай тех, за кого не собрали выкуп. Один раз отпустишь, проявишь излишнюю жалость, потом придется отбиваться от родственников других заложников. Им будет казаться, что достаточно упасть в ноги, лизнуть ботинки полевому командиру, и захваченного родича вернут в семью даром. Подобных ошибок Ахмад не совершал.
Место, где Аль-Салих держал заложников, располагалось не на основной базе отряда. Под лагерь для пленных полевой командир облюбовал малоприметную складскую площадку на заброшенном кирпичном заводе. Строиться в воюющей Сирии никто теперь не спешил. Построишь, а назавтра твой дом или отберут, или же его разнесет в пыль очередная бомбежка с артобстрелом. Вот и закрылся еще недавно прибыльный завод по производству кирпичей, которые резко сделались никому не нужными.
За высокой бетонной стеной с натянутой по верху колючей проволокой располагалась пыльная площадка. Днем заложники сидели на голой земле, пребывая в тревожном ожидании, соберут за них выкуп или нет. Случалось по-всякому. Иногда родственники и могли заплатить, но понимали и другое. В случае гибели сородича наследство перейдет к ним. Так зачем самим себе вредить?
Ахмад лично контролировал получение выкупов, вел записи, чтобы не ошибиться с выставленными сроками. Торговля заложниками являлась одной из основных статей получения им доходов. Вот и сегодняшним вечером Аль-Салих наведался на складскую площадку. По двум заложникам была полная ясность. Деньги за них были сполна заплачены, и их следовало передать родственникам. Из этого действа Ахмад обычно делал трогательное представление, чтобы другие его пленники видели, каким образом может обернуться их судьба, если как следует надавить на родню в плане сбора средств. А вот с третьим заложником, захваченным в плен молодым арабом — сыном боевика из отряда Адана Сенхариба — было сложнее. Сегодня истекал срок внесения выкупа, а денег Ахмад так и не получил. Вина молодого человека была очевидна: будучи учителем, он осмелился на уроке критиковать повстанцев и хвалить некоторые светлые стороны режима Асада. Именно поэтому Сенхариб и отказался выкупать сына своего боевика или менять его на равноценного пленника из имеющих родственников в отряде Ахмада.
Аль-Салих въехал на территорию складской площадки на джипе. Охранники выстроили заложников. Полевой командир произнес короткую речь, призывая всех задуматься о своем будущем хорошенько и больше усердствовать в выбивании денег из родственников.
— …теперь же не мрачное Средневековье, — пафосно говорил Ахмад. — По первой же просьбе я предоставляю вам все средства связи. Скайп, электронная почта, спутниковый телефон. Неужели вы не найдете нужных слов для своих жен, детей, друзей, коллег, работодателей? Эти двое нашли такие чудодейственные слова, — указал он на двух сотрудников немецкого торгового представительства. — За них оперативно внесла выкуп их родная фирма. Значит, они хорошие работники, их ценят хозяева. Каждый из нас считает свою жизнь бесценной, но это не так. Приходит время, и мы с ужасом узнаем, что она не стоит и пятидесяти тысяч долларов. За нас никто не хочет платить такие деньги. Вот, образованный молодой человек, родители сделали все, чтобы дать ему образование, чтобы он стал учителем. Но за Али не заплатили, сегодня был последний день для этого. Если родственники не хотят, чтобы он жил, то почему должен хотеть этого я?
После такого выступления Ахмад предоставил немцам свой джип с шофером, чтобы их завезли в порт, где ожидают встречи родственники. Европейцы избегали смотреть в сторону несчастного сирийского учителя. Джип укатил, Аль-Салих подошел к Али.
— Тебя сейчас расстреляют на глазах у всех, — сухо сказал он. — Получилось так, что ты никому не нужен со своими дурацкими суждениями.
— Ты говорил, что срок кончается сегодня. Полночь еще не наступила, — напомнил полевому командиру молодой учитель.
Ахмад машинально посмотрел на часы.
— Тебе осталось жить всего несколько часов.
Конечно, Аль-Салих мог приказать расстрелять молодого человека немедленно и уехать на базу, где его ждали хороший ужин и мягкая постель. Шансов на получение выкупа не оставалось никаких. Но все же он пытался играть роль справедливого полевого командира. Если требуешь от других выполнять твои требования, то и свое слово должен держать без всяких оговорок.
Учитель нервно крутил головой, ожидая поддержки от товарищей по несчастью.
— Что ж, твое право, — устало проговорил Ахмад, подошел к письменному столу, за которым во дворе расположился один из охранников.
Охранник тут же уступил командиру место. Аль-Салих сел, сложил перед собой руки и опустил на них голову. Прошло несколько минут, и он уже спал.
Темнота накатывала на пригород. Строительные конструкции кирпичного завода начинали казаться в ней замысловатыми произведениями архитектора-авангардиста. Заложники перешептывались, никто из них не устраивался на ночь. Ведь было понятно, что в полночь Ахмад погонит всех смотреть, как расстреливают несчастного учителя. От Али старались держаться подальше, словно он стал заразным, при этом ему, конечно же, сочувствовали. Но какие слова утешения можно найти для осужденного к казни? Особенно, если тот, кто пытается утешить, остается жить, а не уходит вместе с осужденным на гибель. Люди боялись говорить в полный голос, чтобы не разбудить Аль-Салиха и тем самым не стать невольным помощником в предстоящей казни. Стрелки часов на руке спящего неумолимо двигались к полуночи, отсчитывая последние часы жизни молодого учителя. Али сидел на земле, глядя перед собой.
Скрипнула калитка в воротах, охранник пропустил вперед себя немолодого сгорбленного мужчину.
— Отец, — воскликнул Али.
От этого восклицания Аль-Салих проснулся, вскинул голову.
— А, Фархат пришел. Неужели ты принес выкуп? Твой сын уже заждался.
Фархат подошел к столу, посмотрел в глаза Ахмаду.
— Я не принес денег. Их у меня нет, — сказал он.
Непонимание отразилось в глазах полевого командира.
— Тогда как ты посмел появиться передо мной? Мало того, что ты служишь Сенхарибу, так ты еще и отправляешь на смерть своего сына. Это же позор для семьи. Я имею право взять сейчас и тебя в заложники. Но никто за тебя не заплатит.
— Заплатить можно не только деньгами, но и информацией, — сказал Фархат. — Если ты пообещаешь отпустить моего сына, я могу поделиться с тобой тем, что стало мне известно.
Ахмад прищурился. Фархат, конечно же, был в отряде Сенхариба далеко не на первых ролях, но мало ли что стало ему известно.
— Говори, если информация меня заинтересует, я отпущу твоего сына.
— Нам надо выйти. Я скажу это, только оставшись с тобой один на один.
Ахмад глянул на охранника.
— Я обыскал его, он безоружен, — поспешил успокоить тот.