Спаситель
Шрифт:
И то, что лежало.
Это все-таки не Ирграм.
Вот оно дернулось, заскребло, завозило руками. Каким же жалким он выглядит! И уродливым. Эта голова, сплюснутая с боков, с куполообразным вздутым каким-то черепом и чрезмерно мелким лицом. Нос, который почти и не выступает, только ноздри раскрываются темными провалами. Запавшие глаза, узкие, что щели. Щеки, втянутые внутрь, и острый вытянутый подбородок.
Не человек.
Уже и близко не человек. И тело вот тоже… грудная клетка вздутая, тонкие, вывернутые неестественно руки, отчего
Нехорошо.
Совсем нехорошо.
И отзываясь на его недовольство, существо подернулось рябью. Тело поплыло, словно воск. А если… Ирграм нахмурился. И попытался уловить связь с той частью… себя?
Нежити?
Главное, что связь эта была. Тонкая, едва уловимая… но была!
Нет, не надо оплываться. А если… если попробовать… нет, жук не годится, а вот… куча колебалась. Она то собиралась грудой, мятым шаром плоти, то рассыпалась, растягивалась, а то и вовсе расплывалась лужицей, чтобы, подрагивая, натужно стянуться воедино.
Ирграм ворчал.
И злился.
Смахнул пот, которого не было. И потянул силу. Много силы, благо, в воздухе её было разлито приличное количество. И тонкая связь задрожала, а потом канал впитал-таки эту, такую доступную, силу, и окреп. А Ирграм сосредоточился.
Ему не нужен он сам, второй.
Но вот помощник… почему бы и нет? Если получится. И ведь получилось. Далеко не сразу, но получилось. Хотя, наверное, не совсем похоже, но…
Четыре тонких лапы.
Кривая спина с горбом. Чешуя. Пасть оскаленная.
— Ч-шудес-сно, — просипел Ирграм и тишина отозвалась на звуки дребезжанием. Будто колокольчики зазвенели. Рытвенник оскалился и тоненько тявкнул.
— Ти-ш-ше.
С голосом еще стоило поработать. Да и в целом с речевым аппаратом, поскольку звуки выходили из тела, царапая трубку-глотку. Что-то все-таки воссоздалось неправильно.
— Иди ко мне, — Ирграм заставил тело измениться.
Немного.
Да, стало определенно лучше. И речь больше не причиняла неудобств. Рытвенник сделал шажок. Затем другой. Двигался он осторожно, явно путаясь в лапах. И в какой-то момент он споткнулся, упал, рассыпавшись от удара. Впрочем, восстановился уже сам.
Хорошо.
Иначе было бы неудобно.
— Форму. Держи.
Говорить было не обязательно. Та часть тела, которая стала рытвенником, понимала намерения и приказы, отданные мысленно. Но Ирграму надоела тишина.
А колокольчики…
Никуда не денутся эти колокольчики.
Он положил руку на загривок, ощущая под пальцами неестественную гладкость чешуи. Исчезли шрамы и рубцы, и в целом всякие неровности. Чешуя нынешняя даже поблескивала, переливалась оттенками зелени. На драгоценные камни похоже.
Красиво.
Рытвенник, уловив одобрение, заухал, растянул пасть в улыбке.
— Х-хорош-ший, — Ирграм убрал руку. — Идем… посмотрим, ч-што там даль-ш-ше.
Пещера оказалась длинной. Она тянулась и тянулась. И еще отличалась поразительным
Пожалуй.
Изнутри они были облицованы белым камнем или материалом, камень напоминающим. Смущало отсутствие стыков на углах. Если это камень, то огромный бассейн вытесывали из цельной глыбины. И допустить, что подобную глыбину — камень был сероватый, с прожилками, явно отличавшийся от местного — нашли для одного бассейна, можно. Но здесь их больше сотни!
Маги сплавили камень воедино?
Если так, то у Древних были могучие маги, поскольку Ирграм не помнил никого, кто способен был бы сплавить камень.
Или все-таки не камень?
Металл у Древних тоже весьма своеобразный, так почему бы не допустить, что и иные, используемые ими материалы, имели специфичные свойства? В любом случае не понятно… если выплавляли и выдавливали формы, то каких размеров эти формы были?
И зачем?
От воды тянуло силой. От каких-то бассейнов больше, от каких-то меньше. И вновь не понятно. Вода оставалась неподвижной. Но ведь оставалась! Любой бассейн, самый большой, пересохнет за тысячи лет… если он не пополняется.
Нет, могло статься, что там, внизу, есть родник или водопровод, хотя, конечно, опять же, как сумел он уцелеть-то?
И зачем его выводить к каждому бассейну?
Но приток породил бы рябь.
Хоть какое-то движение.
А эта синяя странная вода оставалась совершенно неподвижной.
И количество её в бассейнах было одинаковым.
В какой-то момент любопытство почти взяло верх над осторожностью. Ирграм посмотрел на рытвенника. На бассейн.
— Зачерпни, — велел он. И руку продемонстрировал. — Изменись. Сделай руку. Зачерпни.
Рытвенник дернул хвостом, затем лег. Все-таки он был ничуть не глупее того, первого, а то и умнее. Интересно, тварь хранит память о всех, кого сожрала? И если так, то в её памяти наверняка много есть занятного.
А если нет…
Если поглощенные существа живут лишь некоторое время, пока, скажем, тварь их переваривает? Тогда… Ирграм дернул головой и зашипел.
Нет.
Он хозяин в этом теле! Он и только!
Рытвенник вздрогнул и замер с вытянутой лапой-рукой.
— Все… хор-р-рошо, — голос сделался грубее и раскатистей. Он отразился от воды и покатился по пещере, рождая эхо.
Меж тем рытвенник медленно и с опаской, но тянулся к воде. Пальцы лапы его удлинялись, обретая отдаленное сходство с человеческими. Вот они коснулись идеально гладкой поверхности. И та слегка прогнулась, принимая это прикосновение.
Плотная.
Теперь, сосредоточившись, Ирграм мог считать ощущения.
Прохлада.
Легкое покалывание. И плотность, не свойственную обычной воде. Нет, то, что эта вода не была обычной, Ирграм и до того понял. Но вот… он заставил рытвенника опустить руку глубже.