Спасти Каппеля! Под бело-зеленым знаменем
Шрифт:
Внутренний двор был оцеплен штурмовым батальоном польской дивизии. На окна казарм хищно и грозно взирали пулеметы, с заправленными лентами, а от яркой луны шли блики на остриях примкнутых штыков.
— Опять идут, мать их. Да сколько ж вас?! — бывший командир 49-го Сибирского стрелкового полка Федор Мейбом прищурился. Поземка, не ко времени разгулявшаяся, припорашивала глаза и мешала видеть поле боя. А там было уже привычное со вчерашнего дня зрелище.
Красные колонны вытягивались с тракта, сжатого с двух сторон почти непроходимой тайгой, и тут же разворачивались в цепи. Вот только
Мейбом заскрипел зубами — сейчас бы это вооружение да сюда. Вмиг бы так «причесали» красных, что те до Мариинска без оглядки драпали. Но что было, то было — красным еще предстоит отступление, а они свой скорбный крестный путь от самого Омска уже прошли, и больше не будет отхода. В этом капитан был уверен — три дня мимо него тянулись в Назарово отступающие части бывшей 3-й армии.
Устало бредущие солдаты, больные тифом и раненые, вповалку лежат на санях, возницы хриплыми матами понукают совершенно заморенных лошадей. Страшный исход, может быть, потом его назовут Великим Ледяным походом. Другого наименования Федор просто не находил — ведь он прошел с армией от начала до конца, пешком, с боями через всю бескрайнюю Сибирь, от Уральских гор и почти до самого Енисея.
Вышедшую в авангарде его 13-ю Сибирскую дивизию встретил бывший главнокомандующий, генерал-лейтенант Каппель. И тут же ошарашил солдат и офицеров, но добрыми новостями, каких они не слышали уже полгода. Армией командует сам император Михаил, в Иркутске у власти Сибирское правительство, мятеж Политцентра подавлен. А заодно сибирские войска побили и чехов, которые были вынуждены возвратить тысячи вагонов с награбленным русским добром.
Известие о том, что их армия реорганизуется в корпус, командовать которым назначен сам Владимир Оскарович, было встречено тоже с ликованием, но не таким бурным. Стало ясно одно — отступление закончено, и как только подойдут войска из Иркутска, красных погонят обратно, до Омска, а то и до Уральских гор. Впрочем, это была мечта, и только мечта, а сам Мейбом, как и большинство офицеров, на такой фарт даже не надеялся. Загнать бы красное воинство за Щегловскую тайгу да запереть проходы — вот тогда можно будет взять передышку, привести армию в порядок, дать ей отдых.
Даже короткий отдых благотворно влияет на войска — Мейбом в этом убедился на собственном полку. Он гордился им — за время долгого отступления почти не было дезертиров, и реорганизованный в батальон, он насчитывал без малого тысячу штыков, столько же было и в другом батальоне, сведенном в три роты из трех других полков дивизии. Два других батальона 1-й Сибирской императорской стрелковой бригады сформировали из изрядно потрепанной Омской дивизии. Плюс оренбургская казачья бригада, вернее сведенный из нее полк в четыре полнокровных сотни, егеря, саперы и обозники. Не было только «бога войны» — пушки были давно брошены, поделиться же своими польский батальон отказался категорически.
Мейбом впервые увидел этих гонористых союзников, с чехами он имел опыт общения раньше. Отъелись на гречневой
— Обходят, Федор Федорович. Вон, там, у опушки, смотрите! — К Мейбому обратился молодой поручик с исхудалым лицом, на котором багровели обмороженные раньше щеки.
Капитан пригляделся — действительно у зеленого клина тайги, что выдавался вперед, сновали многочисленные людские фигурки. Да, командиры красных многому научились за этот год. Демонстративные атаки в лоб, не слишком настойчивые, с глубоким фланговым обходом. И как они прошли дремучую тайгу, где сугробы уже чуть ли не по пояс?! Видно, налегке, а значит, патронов у них в обрез и пулеметов мало — на солдата много не загрузишь, если ему сутки в дебрях продираться, да еще провиант нести.
Мейбом лихорадочно просчитывал ситуацию — снять даже одну роту он не мог, ведь красные запросто прорвут ослабленные позиции с фронта. В резерве команда конных разведчиков с двумя пулеметами, но долго они не продержатся, три десятка сабель против на первый взгляд двухсот красноармейцев. Но это так, прикидка. Вряд ли красные послали меньше батальона, а в нем у них не меньше четырехсот бойцов. Пулеметы их задержат, но ненадолго, пары лент на четверть часа боя только и хватит.
Может, генерал видит обход, и отправит свой резерв на поддержку. Казачий полк рядом, должны помочь. Тракт нужно запереть плотно, и держать все обходные дороги. Потому что стоит красным вырваться у Назарова, как их уже не удержишь. Железная дорога от Ачинска на юг будет перерезана, так же как телеграф, и 35-я дивизия Неймана соединится с наступающими от Минусинска партизанами…
— Федор Федорович, смотрите!
Мейбом взглянул назад, туда, куда показывал адъютант. Из Назарова торопилась густая колонна пехоты, на помощь его пулеметчикам и стрелкам. И тут же стала разворачиваться отнюдь не жидкими цепями, умело, выдвигая пулеметные расчеты. А следом промчались две орудийные упряжки, развернулись на позиции, и через пару минут над красной пехотой вспухли белые облачка шрапнельных разрывов.
Атака с фланга тут же захлебнулась, красные попадали в снег, многие поползли на четвереньках обратно, к спасительной тайге. Зато наступление с фронта стало вестись намного энергичнее — несмотря на потери, красноармейцы рвались к Назарово.
Однако боем со стороны белых управляла уже умелая рука. Орудийный огонь был немедленно перенаправлен, стреляли шрапнелью и гранатами вперемешку. Правее выскочила из-за леса казачья лава, растянулась и, склонив пики и сверкая шашками, с устрашающим гиканьем устремилась в атаку. Левый фланг красных был смят за минуту, началась безжалостная рубка.
Это стало последней соломинкой, той, которая по пословице, надломила хребет верблюда. Красные начали отступать обратно в тайгу, втягиваясь змеей. Казаки их не преследовали, а занялись своим любимым делом — сбором трофеев. Мейбом хотел отдать приказ о преследовании отходящего противника, но был остановлен знакомым до боли голосом.