Спасти Кремль
Шрифт:
— Кстати, а я надувные манекены в магазине видела, — произнесла она вдруг, и тут же закусила губу, проклиная свою болтливость.
— Надувные?? — изумился Карл Фридрихович. — Где же ты, дитя моё, видела такую диковину?
Дитя уже сообразило, что ляпнуло лишнее, и ответило как можно более невинным голосом:
— Во сне, Карл Фридрихович. Мне приснился… полный магазин надувных манекенов. Э-э-э… из тафты. Представляете? И они летали под потолком.
— Летали???
— Ага! Они были газом надутые. Летали, как
Шрёдер бросил ножницы и в сильном волнении начал скрести седой подбородок. Глаза его горели.
— О-о! Это же блестящая идея! Девочка моя, ты даже не представляешь… Это же… Это гениальное изобретение!
— Что? А вы что, что-то придумали? Ой, расскажите поскорее!
— Я придумал?? Мне никогда не снились летающие манекены! — с досадой пробурчал Карл Фридрихович и взялся за ножницы. Луше сразу стало ясно: порядочным людям видеть такие сны просто неприлично. Луша потупилась.
— Зато я знаю, как их использовать! — отброшенные ножницы опять брякнулись на стол.
Луша облегчённо вздохнула: разоблачения не последовало.
— Как? — искренне заинтересовалась она.
— Можно сшить шёлковый торс точно по мерке клиента! И потом обходиться вовсе без этих утомительных примерок! Постоянные клиенты будут у портного… всегда под рукой!
Карл Фридрихович взмахнул руками и принялся взволнованно мерять шагами мастерскую.
— Вот что. Нужен насос. А чем Леппих пропитывал тафту? Наверное, каучуком. Не наведаться ли нам в Воронцово?
— Карл Фридрихович, неужели вы думаете, что Наполеон не войдёт в Москву?
— Девочка моя, он вошёл в половину городов Европы. Жизнь на этом не закончится. У старого портного снова будут заказы.
Луша посмотрела на Шрёдера так, как смотрела на Федюню, когда тот уверял её, что ветер прекратится, если деревья перестанут размахивать ветками.
— С Москвой всё будет по-другому, — тихо и серьёзно сказала девочка. — Поверьте мне, я точно знаю. Здесь опасно оставаться.
Портной не отвечал. Ворчливо лязгали ножницы.
На другой день улан прибыл на примерку. Куртка висела на манекене, но Карла Фридриховича дома не было. Луша этому обстоятельству обрадовалась несказанно, но не пустилась с места в карьер, а начала издалека.
Завела с гостем разговор том, как генерал Раевский в сражении под Салтановской повёл в атаку двух своих малолетних сыновей. Рассказ о Раевском она слышала от Михеича, в Воронцово. Потом Луше показалось не лишним намекнуть поручику, что она тоже носит эту славную фамилию.
— Я подумал было, что господин Шрёдер вам родственник.
— Карл Фридрихович приютил меня на время…
— Что же, у вас никого нет больше?
— Есть брат. Но от него — никаких известий.
Улан горестно покачал головой. Потом одобрил рвение молодых людей защищать отчизну. Сообщил, что у него тоже есть 14-летний брат, которого он собирается выписать к себе, в армию, если только батюшка позволит.
Тут Луша чуть не забила копытом, как старая полковая лошадь, заслышавшая звук трубы. Она тут же пошла в атаку — стала упрашивать улана взять её с собой.
— Место ли юной девочке в армии, сударыня? — с усмешкой вопрошал Лушу поручик.
— Но вы же служите, господин Александров!
— И что же?
— А то! Я точно знаю, что вы никакой не мужчина! Я… я тоже могу переодеться.
Улан молчал. На смуглых скулах его расцвёл румянец. Луша, заметив смущение поручика, продолжила наступление.
— Ну возьмите меня. Скажите, что я ваш ещё один брат. Смотрите, у вас тоже волосы русые. И глаза карие! Ну может же у человека быть два брата, в конце концов.
Улан ничего не отвечал. Луша не отставала:
— Возьмите меня, я верхом умею. И языки знаю хорошо. Немецкий, французский… — сказала Луша и задумалась, припоминая, какие бывают языки. — И вот ещё какой — итальянский. И в топографии немного разбираюсь. И бегаю быстро, между прочим. И… и я тоже имею право… Отечество защищать!
Улан по-прежнему молчал, но его карие глаза сияли.
— Подождите, я сейчас, — и Луша шмыгнула в угол, за ширму.
Через пару секунд на ширме уже висело Лушино белое платьице, сшитое ею самой из обрезков аэростата. Из-за ширмы появился кадет в мундирчике и длинных белых брюках, которые тут, в прошлом, — Луша слышала собственными ушами, — смешно называли панталонами.
Улан одобрительно посмеивался. Потом заметил, глядя на Лушины тапочки:
— Обувь не годится. Нужны сапоги.
И, помолчав, добавил:
— Ладно, достанем.
Карл Фридрихович ещё с утра развил бурную деятельность. Поднявшись с рассветом, он шил и утюжил, а к полудню исчез. Вскоре старик портной вернулся. Он притащил под мышкой нечто, завёрнутое в холщовый мешок и торопливо сунул свёрток в угол. Затем он быстро просеменил в мастерскую, где его уже ждал заказчик, рассыпался в извинениях и начал примерку.
После примерки Шрёдер сразу взялся за работу, обещая к утру всё закончить. Улан ушёл, на пороге кратко переговорив о чём-то с вышедшей проводить гостя Лушей.
Возвращаясь, Луша с любопытством поглядела на холщовый мешок, и спросила:
— Что это вы затеяли, Карл Фридрихович? Что это у вас тут такое?
— Тс-с-с! — нахмурился портной и приложил к губам узловатый палец с надетым на него напёрстком.
— Что, это страшная тайна? — обрадованно зашептала Луша.
— Это меха, — прошелестел Карл Фридрихович в напёрсток. Он всё ещё прижимал палец к губам.
— Как вы сказали? Мех? Вы и шубы шьёте?
— Шубы я не шью. Это меха, — ещё раз, уже более отчётливо, прошипел Шрёдер, — кузнечные меха.