Спасти нельзя оставить. Сбежавшая невеста
Шрифт:
Камыши раздвинулись внезапно, выпуская что-то темное, облезлое и неприятное, и графиня невольно отшатнулась назад, почувствовав неодолимое желание бежать отсюда как можно дальше. Но не побежала, помешало какое-то чувство, то ли врожденная гордость, то ли надежда, а скорее всего, фамильная сдержанность, с какой все отпрыски ее рода обязаны встречать неожиданности и неприятности и какой Леа до сих пор в себе не находила.
Темное старое дерево выплывало из камышей неспешно и неотвратимо, и графиня наконец догадалась, что это такое. Лодка, но и близко не такая, какие она видела до этого дня. С другой стороны холма, на котором стоит их небольшой замок Гардез, построена
А эта словно пролежала на берегу лет двадцать, и странно, что еще не развалилась от дряхлости.
– Быстро сюда, – сердитым шепотом приказал стоящий на корме бородач и изогнулся, упираясь шестом и подгоняя лодку ближе. – Ну!
Низкий борт плоскодонки оказался в паре локтей от графини, и она вполне могла бы их преодолеть, если бы кто-то подал руку. Но никого, кроме строгого незнакомца, в лодке не было, и Леа не могла представить, как ей туда попасть без посторонней помощи. Стояла и смотрела, как двигается мимо ее надежда на спасение, не в силах решиться на отчаянный шаг и чувствуя, как от безысходности начинают дрожать губы.
– Ну! – грозно рыкнул спаситель, чуть повел шестом, и лодка послушно вильнула к берегу.
Леа нерешительно наступила ботинком на зыбкую границу суши и почувствовала, как подался под ногой мокрый песок. Отпрянула было назад, но не успела. Бородач стремительно нагнулся, схватил ее за предплечье и одним рывком втащил в лодку, бросив к своим ногам, как котенка.
И тут же отпихнул подальше, перехватывая поудобнее шест. Леа приподнялась, потирая ушибленное колено, и, едва сдерживая слезы, с горечью поздравила себя с удачным выбором. Раньше ее бил бы только собственный муж, а теперь, похоже, будут все кому не лень. Да еще и в ботинке хлюпает, непонятно как, но она умудрилась зачерпнуть воды.
– Давай сюда башмаки, – еле слышно приказал бородач, удерживая шестом лодку. – Да побыстрее!
Леа села на черную доску, заменяющую здесь привычные ей скамейки с резными спинками, покорно стянула единственную обувь и сунула в протянутую ладонь незнакомца. И едва не охнула, увидав, как ловко он зашвырнул ботинки на берег, туда, где она стояла несколько секунд назад.
– У меня запасных нет, – обреченно проговорила девушка, стеснительно поджимая босые ступни.
– Знаю, – прошипел спаситель, в пять взмахов отогнал лодку от берега, закрепил в петлях шест и перебрался на середину развалины, держащейся на воде лишь по недоразумению. – Иди туда, придется немного посидеть в ящике.
– В каком еще ящике? – не поняла Леаттия, оглянулась и не поверила своим глазам.
Одна из досок, накрывавшая кормовую часть лодки, была приподнята, и под ней темнело отверстие, ведущее в крошечный, размером с собачью будку, трюм.
– Тебя будут искать. – Покопавшись в снастях, незнакомец достал фляжку, открутил крышку и сделал несколько глотков. – Пить хочешь?
– Нет, – качнула головой Леаттия, понимая, как мало сейчас ее жизнь зависит от каких-либо желаний. – Я там не помещусь.
– Поместишься, – уверенно заявил он, – калачиком. Там лежит плед, ноги прикрой, чтобы не простыть. Но сначала сними печатку и амулет, на тебе где-то маячок.
И уставился ожидающе, не оставляя девушке никакого выбора.
Леа горько усмехнулась – смешное объяснение, но спорить снова не стала, сняла последние родовые драгоценности и сунула ему в руку.
Через пять минут она уже лежала, подтянув колени к груди, в темном тесном ящике и с тоской поглядывала на маленькую дырку от сучка, единственный источник света и свежего воздуха. И лишь одно обстоятельство давало слабую веру в правильность сделанного выбора. Засунутый Леаттии под голову серый мешок с ее одеждой и драгоценностями.
Глава третья
– Ваша милость, просыпайтесь! Ваша милость…
Еще не до конца вынырнув из дремы и пока не открывая глаз, Леаттия неверяще вслушивалась в робкий женский голос, и в ее душе поднималась буря протеста и отчаяния.
Неужели она дома?
Выходит, все это был просто сон? Спуск со стены, крапива, река, утлая лодчонка… пропахший рыбой ящик, уверенный, хотя и почти неслышный плеск весел…
Леа разочарованно вздохнула, шевельнула рукой, собираясь привычно поднести к глазам платочек, и едва не охнула, задев одежду оцарапанной ладонью. Значит, побег ей не приснился? Как и река, брошенные на песок ботинки и бесконечное мерное покачивание плывущей куда-то лодки? Вот под него она и уснула, устав плакать от жалости к самой себе и обманутым чаяниям родителей.
«А может, нас поймали и меня привезли назад?» – встревожилось все яснеющее сознание. Или даже сразу во дворец, принадлежавший когда-то ее прадеду?
Нет, только не это… пусть будет все что угодно, только не туда.
Девушка тихо всхлипнула, мотнула головой и тотчас услышала огорченный вздох.
– Ваша милость, – позвали ее смутно знакомым голосом.
– Да? – понимая, что деваться некуда, вставать все-таки придется, обреченно буркнула Леаттия и открыла глаза.
Несколько секунд рассматривала светлеющее над ней узкое отверстие, склонившийся к нему темный, явно женский силуэт, и в душе начинала разгораться почти угасшая надежда. Девушка попыталась выпрямить ноги, уперлась ступней в доски и наконец уверилась, что по-прежнему лежит в трюме старенькой плоскодонки.
– Ты кто? – хрипловато осведомилась она, вглядываясь в темный силуэт.
– Имен нам пока называть не положено, – удрученно вздохнула приходившая с векселем женщина и оглянулась на кого-то невидимого. – Борода запретил. Чего не знаешь – того не выдашь. Но ваша милость может звать меня тетушкой.
– Я больше не «милость», – вспомнила Леа собственные размышления и невесело усмехнулась. – А новое имя еще не придумала.
– Ты теперь считаешься нам племянницей, пока не доберемся до места, – подозрительно быстро согласившись с заявлением графини, пояснила спутница и предложила: – Давай руку, помогу выбраться. Пора переодеться и поесть.
– А… – вспомнив о более насущных проблемах, заикнулась графиня и вдруг сообразила, как многого не знает о жизни простых людей.
Где они умываются, что едят, как спят… и прочие, очень важные мелочи. Но что обитого бархатом кресла и ночного горшка для нее никто не припас, уже начала догадываться. Как и о том, сколько придется перенести насмешек и пренебрежительных взглядов, пока она изучит все премудрости жизни, в которой необходимо уметь все делать самой и обходиться самым малым.
А ведь она до этого момента считала себя очень неглупой и образованной девушкой, изучала языки соседних государств, их законы и традиции, историю, искусства и ремесла. Но даже не представляла, с чего нужно начинать чистить рыбу или простую морковку.