Спасти Россию. Как нам выйти из кризиса
Шрифт:
По словам С. Булгакова, хилиазм «есть живой нерв истории, — историческое творчество, размах, энтузиазм связаны с этим хилиастическим чувством… Практически хилиастическая теория прогресса для многих играет роль имманентной религии, особенно в наше время с его пантеистическим уклоном».
Антонио Грамши высказал такую мысль о роли фатализма истмата в консолидации трудящихся: «Можно наблюдать, как детерминистский, фаталистический механистический элемент становится… практически своего рода религией и возбуждающим средством (наподобие наркотиков), ставшими необходимыми и исторически оправданными “подчиненным” характером определенных общественных слоев. Когда отсутствует инициатива в борьбе, а сама борьба
Грамши подчеркивает созидательную силу марксистского догматизма: «То, что механистическая концепция являлась своеобразной религией подчиненных, явствует из анализа развития христианской религии, которая в известный исторический период и в определенных исторических условиях была и продолжает оставаться “необходимостью”, необходимой разновидностью воли народных масс, определенной формой рациональности мира и жизни и дала главные кадры для реальной практической деятельности».
В создании образа будущего надежда на избавление сопровождается эсхатологическими мотивами. К Царству добра ведет трудный путь борьбы и лишений, гонения и поражения, возможно, катастрофа Страшного суда (например, в виде революции — «и последние станут первыми»). Будучи предписанными в пророчестве, тяготы пути не подрывают веры в неизбежность обретения рая, а лишь усиливают ее.
Эсхатологическое восприятие времени, которое предполагает избавление в виде катастрофы, разрыва непрерывности, с древности порождало множество историй с ожиданиями «конца света» и желанием приблизить его. Но как норму — именно принятие страданий как оправданных будущим избавлением. В революционной лирике этот мотив очень силен.
Как писал П. Бурдье, предвидение создает «возможность изменить социальный мир, меняя представление об этом мире». Это новое представление, заданное пророчеством, создает будущую реальность. Предвидение будущего предполагает «когнитивный бунт, переворот в видении мира». Это — необходимая предпосылка для политического действия.
Бурдье пишет: «Еретический бунт… противопоставляет парадоксальное предвидение, утопию, проект, программу — обыденному видению, которое воспринимает социальный мир как естественный мир. Будучи перформативным высказыванием, политическое предвидение есть само по себе действие, направленное на осуществление того, о чем оно сообщает. Оно практически вовлечено в [создание] реальности того, о чем оно возвещает, тем, что сообщает о нем, предвидит его и позволяет предвидеть, делает его приемлемым, а главное, вероятным, тем самым создавая коллективные представления и волю, способные его произвести».
Вывод таков: образ будущего собирает людей в народ, обладающий волей. Это придает устойчивость обществу в его движении, развитии. В то же время образ будущего создает саму возможность движения (изменения), задавая ему вектор и цель. Оба условия необходимы для существования сложных систем, каковыми и являются общества и народы.
Образ будущего задает народу «стрелу времени» и включает народ в историю. Он соединяет прошлое, настоящее и будущее, скрепляет цепь времен. Рациональность «исторических народов» включает в себя как
Рассмотрим вопрос в приложении к современной России.
Мы можем утверждать, что культура предвидения в России не выдержала удара постмодерна. В рамках нашей темы постмодернизм — это радикальный отказ от норм Просвещения, от классической логики и рациональности. В политической практике это означает постоянные разрывы непрерывности, что резко затрудняет рефлексию и предвидение.
Человек парализован наблюдаемой реальностью. Россия стала обществом спектакля, а оно несовместимо с предвидением и проектированием будущего. Граждане стали зрителями, затаив дыхание наблюдающими за сложными поворотами захватывающего спектакля. Теряется ощущение реальности, люди перестают понимать, где игра актеров, а где реальная жизнь. Жизнь приобретает черты карнавала, условности и зыбкости. Человек утрачивает способность к критическому анализу и выходит из режима диалога, он оказывается в социальной изоляции. Такое состояние поддерживается искусственно, возник даже особый жанр и особая способность — непрерывное говорение. На радио и телевидении появились настоящие виртуозы этого жанра.
Но особенно важно для нашей темы то ощущение «псевдоциклического» времени, которое возникает у человека, наблюдающего политический спектакль. Один спектакль «стирает» другой — «история смысла не имеет»! Общество спектакля — это «вечное настоящее», историческое время перестает быть общей ценностью.
В реальной жизни время как важнейшая координата бытия ощущается в связи «прошлое — настоящее — будущее». Спектакль способен «остановить» настоящее, и в нем не остается места для проявления воли человека, будущее запрограммировано режиссером.
Режиссеры спектакля становятся абсолютными хозяевами воспоминаний человека, его устремлений и проектов.
В каком же состоянии находится в России духовная деятельность по предвидению будущего и конструированию будущих социальных форм?
Прежде всего, наша культура утратила инструменты и навыки для войны «образов будущего». Мы не только проиграли эту войну в 1990-е годы, но и отравили свой организм внедренными нам вырожденными образами-вирусами. Без излечения мы не выберемся из той экзистенциальной ловушки, в которую угодили в конце XX века, но излечение идет очень медленно. Поражение этой части нашего общественного сознания является системным.
Состояние арсенала средств для этой работы сегодня плачевно. Главные изъяны нашего интеллектуального оснащения вызваны тем, что подавлена рефлексия и испорчены ее инструменты (архивы, статистика, стандарты отчетности). Снижен общий уровень рационального мышления (мера, логика, различение категорий и понятий, смешение индикаторов и критериев). За 1990-е годы в России распались профессиональные сообщества, а СМИ, обязанные служить каналами социодинамики знаний, в основном работают на создание хаоса.
Но главным следствием нашего кризиса, парализующим способность к предвидению и проектированию будущего, является аномия России. Результатом ее стало исчезновение коллективных субъектов предвидения и формирования образа будущего.
Произошла глубокая дезинтеграция российского общества и утрата идентичности большинством личностей. Обрезав советские корни, жители России не обрели других и становятся людьми ниоткуда, идущими в никуда. Проблемы страны не воспринимаются большей частью населения как общие, требующие сочувствия и мобилизации усилий всех. Это и не позволяет выработать общий образ будущего.