Спасти Россию. Как нам выйти из кризиса
Шрифт:
Сложение ресурсов в «семье», расширенной до масштабов страны, осуществлялось посредством планирования, как и в элементарном семейном хозяйстве.
Потребность в крупномасштабном народнохозяйственном планировании в России еще до революции осознавалась и государством, и промышленниками. Мы уже упоминали, что в 1907 году Министерство путей сообщения составило первый пятилетний план строительства и развития железных дорог. Деловые круги «горячо приветствовали этот почин». В 1909-1912 годах работала Междуведомственная комиссия для составления плана работ по улучшению и развитию водных путей сообщения Российской империи. В качестве главного критерия Комиссия приняла «внутренние потребности государства» и применяла при разработке планов комплексный подход. За основу перспективных пятилетних планов развития тогда бралась не система электрификации, а система путей сообщения. Была разработана программа на 1911-1915 годы, а затем пятилетний план капитальных работ на 1912-1916 годы. Реализации этих «первых пятилеток» помешала первая мировая война, к тому же изначально большие ограничения накладывались отношениями собственности в Российской империи. Но был сделан важный методологический и даже мировоззренческий задел.
В 1921 году для работы по планированию народного хозяйства была создана Государственная плановая комиссия (Госплан). Ее функция не сводилась к разработке государственных народно-хозяйственных планов, они были лишь инструментом. Экономика — арена конфликта интересов (социальных групп населения, отраслей, регионов). Эти интересы воздействуют на соответствующие государственные органы, возникают объективные противоречия в их политике, иногда конфликты. Это происходит при любом экономическом строе.
Разница в том, что в западном хозяйстве разрешение значительной части противоречий и конфликтов (хотя далеко не всех) возлагалось на механизм рынка, а в советском государстве, роль которого в экономике резко возросла, стало необходимым создать авторитетное ведомство без своего особого «интереса». Его задачей было находить приемлемый или даже хороший способ удовлетворения многочисленных конкурирующих между собой экономических интересов.
Таким ведомством и был Госплан. Главной его функцией было изучение и согласование экономических интересов. Разумеется, значимость тех или иных интересов определялась политическими условиями. На первом месте стояла оборона, а значит, развитие обеспечивающих ее отраслей промышленности и т. д. Но это были осознанные политические решения, которые Госплан вписывал в общую систему всех других интересов. Советские плановики разработали и главный методологический инструмент — межотраслевой баланс. Госплан рассчитывал баланс потребностей и ресурсов, предвидя социальную и экономическую динамику.
При таком подходе было бы невозможно то, что случилось, например, зимой 2001 года в Приморье, где был резко нарушен баланс потребностей и ресурсов в энергетике. Уже в начале 1980-х годов из балансов Госплана было ясно, что в перспективе здесь возникнет дефицит топлива и электроэнергии. Поэтому было принято решение о строительстве Бурейской ГЭС, и оно было начато в канун перестройки. В 1992-1993 годах строительство ГЭС было заморожено, балансы уже никого не интересовали. Средства на ее строительство были выделены лишь в бюджете на 2001 год, а по заданиям Госплана ГЭС уже работала бы в 2000 году. И не было бы проблем с электроэнергией в Приморье.
Конкретные задания Госплана в количественном выражении часто не выполнялись, но это чисто формальная оценка планирования. Важно, в какой мере решались структурные задачи, поставленные пятилетними планами.
В 20-е годы XX века в АН СССР были начаты работы по обустройству той «площадки», на которой велась индустриализация 1930-х годов, а затем создание всего народного хозяйства, которое унаследовали РФ и постсоветские республики от СССР (включая нефтегазовые месторождения, энергетическую систему и культурную базу). Эти работы сразу приобрели комплексный характер — как «по горизонтали» (междисциплинарные программы), так и «по вертикали» (соединение методологических, фундаментальных и прикладных исследовательских и опытно-конструкторских, производственно-практических задач). Самой своей структурой эти программы ранней советской науки создавали матрицу, на которой собиралась структура будущего жизнеустройства.
Надо подчеркнуть, что интеграция научных ресурсов при относительно небольших финансовых средствах достигалась благодаря тому, что научная информация находилась в общенародной собственности. Для ее концентрации и использования имелись, конечно, административные и культурные барьеры, но они были несравненно слабее, чем те, которые создаются частной собственностью. Академик А.П. Александров писал об организации «атомной программы» в конце 1940-х годов: «Кроме специально созданных крупных научных учреждений в Москве, Харькове и других местах отдельные участки работ поручались практически всем физическим, физико-химическим, химическим институтам, многочисленным институтам промышленности. К работам широко была привлечена промышленность: машиностроение, химическая, цветная и черная металлургия и другие отрасли».
Эта сторона советской науки внимательно изучалась за рубежом. В 1970-е годы в США самой эффективной по затратам первоклассной программой считалось создание ракеты «Поларис», которая была организована по «советскому» образцу: нужные для работы ученые и конструкторы были собраны во временный коллектив из разных университетов и корпораций. Однако повторить этот опыт оказалось невозможным — корпорации сочли, что участие их персонала в таких совместных работах нарушает права интеллектуальной собственности и наносит ущерб их интересам.
Функция проектирования структур видна и в научной разработке таких политических программ, как ГОЭЛРО или НЭП, в создании метрологической службы СССР или разработке концепции советского высшего образования. Хотя все эти программы выполнялись, в их научной части, по планам и под руководством старых российских ученых (в основном, бывших народников и либералов, монархистов и меньшевиков), их координация и степень взаимопонимания с политической властью стали возможны лишь в новых, недавно изобретенных социальных формах. Ослабление этой инновационной социально-инженерной работы в послевоенный период делало достижение такого уровня интеграции все более трудным.
Как ни парадоксально, советское обществоведение не донесло до нынешних поколений знания об этой важнейшей стороне больших довоенных программ. Например, НЭП означал вовсе не только «замену продразверстки продналогом» (хотя и это преобразование требовало создания принципиально новых форм). Для осуществления НЭПа требовались: обобщение научных концепций модернизации, большие медицинские профилактические программы на обширных территориях, глубокие изменения в системе права и кодификация большого числа законов, создание совершенно новой пенитенциарной системы, «конструирование» комсомола как необычной политической организации «для крестьян», большая философская дискуссия в сфере культуры (преодоление «пролеткульта»).
Каждая из этих программ означала проектирование совершенно новых структур и была крупной социально-инженерной разработкой, к которой привлекались все готовые к сотрудничеству научные силы страны. Объем работы, который выполняли тогда российские ученые, по нынешним меркам кажется совершенно невероятным. Один из множества примеров — проектирование новой пенитенциарной системы для периода НЭП. Общее число лиц во всех местах заключения в СССР составляло на 1 января 1925 года 144 тыс. человек, на 1 января 1926 года — 149 тыс. и на 1 января 1927 года — 185 тыс. человек. До срока в середине 1920-х годов условно освобождались около 70 % заключенных. По опубликованным за рубежом данным, предоставленным антисоветской эмиграцией, в 1924 году в СССР было около 1500 политических правонарушителей, из которых 500 находились в заключении, а остальные были лишены права проживать в Москве и Ленинграде. Для молодых правонарушителей были учреждены места заключения нового типа — «рабочие коммуны», которые действовали по принципу «открытой тюрьмы».